Но сейчас я была меньше всего расположена разбираться в своих чувствах. Пережив страшный шок от смерти Кати, я чувствовала себя выжатой до предела. Мысль о том, что Джонатан едет ко мне, хоть немного меня успокоила.
Напряженные нервы расслабились.
Я задремала.
Меня разбудил скрип – то ли двери, то ли паркетных половиц. Джонатан приехал! Я подумала сквозь дрему: не буду вылезать из постели – пусть он подойдет и сядет возле меня, пусть наклонится и поцелует, хотя бы в нос, как в прошлый раз…
Но в ту же секунду меня пронзила мысль: как же он мог войти в квартиру?! Дверь ведь была заперта!!!
Я села рывком, напрягая слух. Ничего не слышно. Ни шороха, ни скрипа. Мне, должно быть, приснилось…
Еще подождала, послушала. Тишина. Только гулкий стук сердца в моих ушах. Еще немного такой жизни, и я начну принимать валокордин, как мама.
Я все же выбралась из кровати и осторожно выглянула из своей комнаты. Окна без занавесок пропускали достаточно света от фонарей на улице, и можно было вполне убедиться, что в гостиной никого нет.
Прокралась в прихожую. Пусто.
Подошла к двери. Закрыта.
Потрогала замки.
Замки были не заперты!
Но я прекрасно помню, что запирала их!!!
Меня обуял такой ужас, что парализовало даже дыхание. Несколько секунд я неподвижно стояла у двери, боясь обернуться. Мысли метались какими-то обрывками, ничего не соображалось, кроме одного: он здесь!!! Убийца – в моей квартире!!!
Бежать. На лестничную площадку, звонить в соседские двери, кричать, звать на помощь!
Ничего, что я босиком, ничего, что я в ночной рубашке – лучше быть живой босиком, чем мертвой в белых тапочках!
Мне казалось, что дуло пистолета смотрит мне в спину. Мне казалось, что в мой затылок уставились два пустых, безжалостных глаза. Но обернуться было выше моих сил. Я осторожно взялась за ручку двери. Тихо прижала ее книзу, потянула дверь на себя. Узюсенькая острая полоска света с лестничной площадки проникла в образовавшуюся щель. Еще мгновение, и…
Горло мое перехватило.
Горло мое перехватили.
Удавкой.
…Сквозь ресницы проникал слабый свет. Такой примерно, какой может давать настольная лампа под абажуром. Если я в раю, то у них тут очень интимно…
Я чуть-чуть приоткрыла глаза. В моей комнате горел ночник – один из тех, которые я выбирала с любовью и заботой о нашем с Шерил уюте.
Странно, я была все еще жива.
Я лежала на кровати.
В кресле сидел убийца.
…Это был тот самый брюнет, с лицом манекенщика и улыбкой ребенка. Красивые карие глаза смотрели прямо на меня, но их выражение было неуловимо, и ничего в них не изменилось, когда наши взгляды встретились.
У меня горела, как от ожога, кожа на шее. Я прикоснулась к ней. Полоска кожи была выпуклой, опухшей, воспаленной. Больно.
К тому же и голова моя плохо работала – кратковременное удушение явно не улучшило мозговую деятельность, и голова была тяжелой и тупой.
Может быть, поэтому я, только что умиравшая от ледяного ужаса при виде двух парней в джинсах под окнами, почувствовала лишь какой-то неопределенный, слабый, размытый страх, обнаружив в моей комнате убийцу.
Я оперлась на локоть и снова посмотрела на него, на этот раз в упор. И снова подивилась: ничего не отразил его стеклянный взгляд. Зрачки не двинулись, веки не мигнули. Будто он был один в комнате и смотрел, задумавшись, на пустое место.
На коленях у него лежал пистолет.
– Как тебя зовут? – спросила я по-русски, демонстрируя свое необыкновенное самообладание и потрясающую догадливость.
Его темные зрачки немного сфокусировались.
– Тебе какая разница? – Он ничуть не удивился, и голос его был спокоен и равнодушен.
– А тебе какая?
– Мне – никакой.
– Так скажи.
– Ну, Дима.
Он, мерзавец, в отличие от меня, даже ничего не демонстрировал – столь глубоко ему было наплевать на меня. Так он меня и убьет – равнодушно и спокойно… Когда?
И вдруг я вспомнила, что Джонатан едет ко мне! Дверь не заперта… Если только этот Дима не закрыл замки! Тогда, может, у меня есть шанс… Интересно, сколько времени прошло с его звонка?
– Который час? – спросила я.
Дима сверкнул золотым браслетом:
– Без десяти.
– Без десяти чего?
– Два. А тебе зачем?
– Так просто. Я спала… Или была в обмороке… Я точно не знаю.
Мне было необходимо потянуть время, дотянуть время до приезда Джонатана. Еще каких-то пятнадцать-двадцать минут! Джонатан меня спасет, я не сомневалась в этом!
Я только сомневалась, успеет ли…
– Почему ты меня не убил сразу, Дима?
– А так…
– «Так» – это как?
– Интересно было.
– Интересно – что?
– Посмотреть на такую везучую.
– Ну и как, посмотрел?
Дима кивнул:
– Ага. Красивая ты телка.
– Пройду кастинг на труп?
– Ка… чего? Кастет?
– Ладно, проехали. Тебе как, Дима, убивать нравится?
– А мне без разницы.
Ведь точно, ему без разницы. В этих карих, осененных длинными, загнутыми кверху ресницами глазах тотально отсутствовало какое бы то ни было выражение – ни жестокости, ни наглого бахвальства, ни тупой готовности исполнять чью-то волю – ничего того, что привычно ассоциируется с обликом преступника. Пустые, красивые гляделки, приспособления для смотрения.
Я, стараясь не производить резких движений, села на кровати по-турецки. Дима не шелохнулся, но взгляд его напрягся и пальцы сжались на рукояти пистолета. Увидев, что я всего-навсего устроилась поудобнее, он немного расслабился, по-прежнему не сводя с меня глаз.
– Ты предпочитаешь убивать красивых девушек или некрасивых?
– Ты чо, интервью у меня решила взять? – поинтересовался убийца.
– Что-то вроде того. Первый раз ведь киллера вижу.
– И последний.
– Ну что ж, бог дал, бог взял, – решила я не заострять тему.
– Это верно, – хмыкнул Дима. И, подумав, сообщил: – Красивых жалко в расход пускать, с ними лучше баловаться.
– Практичный.
Дима, кажется, не совсем понял, отчего я его обозвала практичным, и задумался. Поразмыслив, он равнодушно поинтересовался:
– Чо, помешала кому, что ли?
