До сих пор он не знал, у кого это в гостях он так сильно подзадержался. И спросить было не у кого. То есть было у кого: на выбор – у Кати или у парня, охранявшего металлическую дверь. Но спрашивать можно было еще пять лет с тем же успехом: о тветным молчанием.
Даже тот факт, что Катя спала у него на руке, прижавшись большой мягкой грудью к его боку, ничего не изменил в правилах игры в молчанку: Катя спала с ним, но не разговаривала.
Странное дело, он испытывал нежность к этой девушке. Это чувство Игоря удивляло, но анализировать его он боялся: там комплекс вины перед Олей мог обнаружиться, там бесполезные страдания и никчемное раскаяние притаились…
Лучше было так, не задаваясь лишними вопросами, жить. Уже то хорошо, что жить… Теперь Игорь был уверен, что жи знь свою он выиграл. Что-то перетянуло на неведомых ему весах в его пользу. Что дальше будет, какой еще торг предстоит, он пока не знал, – ну так и нечего было об этом думать. Пока он жив, здоров и даже в неплохих условиях: кормят нормально, к омфорт есть, и даже Катя – есть…
И хоть и подозревал он, что Катя с ведома хозяина находится тут, что получила она разрешение – если не задание – лечь к нему в постель, а вот, поди ж ты, испытывал он к ней странную нежность…
Вышло это так. По истечении нескольких первых дней заточения он стал ловить себя на том, что округлые Катины формы его волнуют. Катя это заметила; стала медлить, накрывая на стол, отвечать понемногу взглядом, задерживаться. Позже, вместо того чтобы привычно уйти, принеся еду, и вернуться потом за грязной посудой, она стала присаживаться возле стола и ждать, пока он поест. Игоря она не смущала: он заговаривал с ней, и если тема не касалась его местонахождения и его будущего, то она охотно поддерживала разговор. Она была родом из Краснодара, и Игорь уже все знал о ее родителях, сестре с братом и даже о кошке.
На исходе третьей недели его дачной тюрьмы Катя, убирая после ужина, сказала просто: «Хочешь, ночевать к тебе приду?»
Игорь чуть было не спросил: а тебе разрешат? И тут же сам себе ответил: скорее всего, уже разрешили.
Игорь удивлялся сам себе: он принял Катю, как данность, как часть сценария, по которому его заточили на даче и «маринуют» в неизвестности, по которому он до сих пор жив и по которому еще что-то предстоит и откроется ему, когда придет назначенный срок. Не Игорем назначенный срок, как и Катя – не им назначенная на роль любовницы…
Была ли Катя для него ловушкой или, наоборот, поощрением за хорошее поведение – он гадать не хотел. Он не любил бессмысленных вопросов, на которые нет ответа. Он не любил ненужные вопросы, ответ на которые он знать не хотел. Поэтому он старался жить сегодняшним днем. Не вникая в про шлое – та жизнь, жизнь с Олей, уже закончилась и больше не вернется никогда, – не ломая голову над будущим. Будет день, будет и пища…
И потому он никогда не задавал себе вопрос: что с Олей? Он только иногда просил: хоть бы ее не нашли!..
* * *
Я затихла. Джонатан был где-то рядом, но я его не чувствовала – он отодвинулся достаточно далеко. Ну Тристан с Изольдой, и только! Не хватало меча между нами…
Стояла тишина. Я не выдержала первая:
– Спокойной ночи, Джонатан, – просто, чтобы нарушить тишину.
– Спокойной ночи, беби.
Он мог хотя бы обнять меня, как в прошлый раз! Мне тогда так хорошо спалось под его рукой…
Слушай, Оля, сказала я себе, тебе не угодишь. Только сейчас тебе было не до секса, а тут вдруг не нравится, что тебя не обнимают! Ты, кажется, пришла сюда, чтобы сбежать от кошмаров и спать спокойно? Вот и спи!
Я перевернулась на живот и закрыла глаза.
Рука Джонатана легла на мою спину. Я напряглась. Рука осторожно и легко заскользила… Я ждала: куда? Оказалось – никуда. Оказалось – он меня гладит. Так меня мама гладила в детстве по спинке, чтобы успокоить и усыпить.
Я вспомнила, что утром пришла к выводу, что Джонатан импотент. Ну, тем лучше для меня.
Через две минуты я была готова мурлыкать, как кошка. Через пять минут я спала.
Джонатан разбудил меня, как было условлено, в восемь утра, и мы спустились в гостиничный ресторан на завтрак.
– Я звонил в больницу, чтобы узнать, как Шерил.
– И тебе сказали, что она без изменений.
– Да.
– Как ты помнишь, по телефону так отвечают всем: распоряжение полиции. Чтобы узнать, как она на самом деле, надо звонить комиссару…
– По крайней мере, мы хотя бы знаем, что она еще жива.
– Я это и так знаю, Джонатан. Если бы Шерил умерла – я бы почувствовала. У нас с ней что-то вроде телепатической связи… И я знаю, что она вышла из комы. Уезжая, я ей сказала, чтобы она не торопилась и пришла в сознание тогда, когда мы найдем убийц. Должно быть, мы уже близки к разгадке. Только нам надо торопиться…
Торопиться! Я торопилась. Я торопилась внутренне так, что во мне аж все содрогалось от нетерпения. Но торопиться – куда? Я никак не могла решить, какими должны быть наши последующие шаги. Джонатан мне здесь был не советчик: он не в своей стране и не в состоянии представить, каким образом действовать, с кем и как говорить, кому и как врать, а кому рассказывать правду.
На очереди были подруги Куркиной, среди которых следовало найти ниточку, ведущую в роддом имени Индиры Ганди, в котором родилась я. Если одна из них работала в этом роддоме, то у нас появлялся шанс пролить свет, хотя бы частично, на загадку моего появления на свет в данном заведении вообще и у моей мамы в частности. Но звонить и снова рассказывать историю про крестную?..
Я задумалась. Эти женщины дружили между собой и могли знать друг о друге достаточно, чтобы понять, что я лгу. Следовало придумать что-то другое…
– Нужно позвонить Людмиле, – сказала я. – Кажется, у меня есть мысль.
Ничего не объясняя по телефону, я только попросила разрешения приехать к ней. Людмила радушно откликнулась, добавив, что вот только Кости, к сожалению, нет дома. Но Костя мне и не нужен был.
Через сорок минут мы снова оказались в квартире, пахнущей молоком и пеленками. Нас ждал горячий чай, к которому очень кстати пришелся купленный нами по дороге торт.
– Скажите, Люда, а эти подруги, телефоны которых вы нам дали, они были на похоронах вашей свекрови?
– Были, конечно. У нас дома потом поминки справляли, все пришли. Народу вообще было много, ее люди любили… А что?
– То есть не так давно вы с ними общались… И вам будет удобно им позвонить, правда? Нам нужна ваша помощь. Надо обзвонить этих подруг и сказать, что вы делаете альбом с фотографиями вашей свекрови и хотели бы их подписать. У вас наверняка найдутся снимки Елены Петровны с подругами, не так ли?
– Верно, есть. И, представьте себе, мы с Костей действительно собираемся сделать альбом с мамиными фотографиями!
