Привычными ритмами ударил старый забытый рок. Эмма не понимала смысла этих слов. Ни что такое «сигареты», ни что такое «синим цветком горит газ»… Значение этих выражений навсегда осталось в прошлом. Но последняя строчка врезалась в сознание, словно выжженная лучевым мечом:
И больше нет ничего, все находится в нас.
Больше ничего нет. Только они – дети станции Моаг. Дети Мартина. Они навсегда останутся его детьми, и больше никогда и ничего не будет. Никаких других людей, никаких взрослых, которые помогут, поддержат и позаботятся.
Против Мартина воюет что-то загадочное, чужое и непонятное. Это роботы, это искусственная жизнь, но настолько мощная и странная, что понять ее никто не мог. А уж тем более справиться с ней.
– И больше нет ничего, все находится в нас, – проговорила Эмма и выключила музыку.
Придется справляться самим.
Глава 13
Таис. Разговорчивая кофеварка
1
Двери раздвигались очень и очень медленно. Шипели, подрагивали. Ползли неохотно, но не останавливаясь. За ними – темнота. Полнейшая темнота, в которой обитает ужас, Таис это знала. Всегда знала и всегда чувствовала.
Но хуже всего была уверенность в том, что от этой темноты не убежать и не скрыться. Она навсегда поселилась внутри, в душе, и заняла слишком много места. Обосновалась слишком прочно, и даже если сейчас уйти от дверей и выкинуть их из головы, тьма внутри все равно останется.
Она только и ждет, чтобы Таис поддалась, допустила слабину. Тогда тьма завладеет ею насовсем.
Не в силах двинуться, не в силах перевести дыхание, Таис стояла и смотрела, как медленно расходятся в стороны двери. Они уже не были грязными и страшными. Наоборот, они сияли новым металлопластиком, они выглядели нарядными, чистенькими. Светились какой-то гордой торжественностью.
Но внешность не меняла их сущности. За ними была тьма, и Таис это знала. А также знала, что просто должна остаться до самого конца и узнать, что скрывается за дверьми.
И вот, разъехавшись до самого конца, створки скрылись в пазах, на какой-то миг наступила полная тишина, а после раздалось тихое пощелкивание. Знакомое, слишком хорошо знакомое пощелкивание и шелест: шлеп-шлеп-шлеп…
Это ползли многоножки. Прозрачные, неутомимые, мигающие ядовитым зеленым светом, они надвигались огромной армией. Их сила была вовсе не в величине, а во множестве. Их было больше, чем песка на берегу моря, больше, чем листьев на дереве. Они наплывали волной, наползали шумным прибоем, и остановить их было некому.
Совсем некому.
Раздался грозный рык, и перед Таис выпрыгнул Пушистик. Теперь он казался не таким мелким, как прежде. Он словно бы подрос, стал больше полуметра ростом, и даже хвост у него вытянулся и теперь гневно хлестал по лапам.
Еще раз рыкнув, Пушистик прыгнул в самую гущу многоножек и принялся их рвать, мотая башкой и хрустя зубами. Он рычал так грозно и так шумно, что Таис проснулась и подскочила.
Сон закончился внезапно, но от него осталось дурное послевкусие. Таис оперлась ладонью о мягкое прорезиненное покрытие пола, повернулась и почувствовала совсем рядом чей-то теплый бок. Неожиданное прикосновение заставило вздрогнуть и отодвинуться.
Но Таис тут же успокоилась. Это был всего лишь Пушистик. Зверек сопел, прижавшись к ней, и, когда она отдалилась, ему это не понравилось. Не открывая глаз, Пушистик стал передвигаться ближе и успокоился лишь тогда, когда снова прижался к боку Таис.
Федора рядом не было – он уже возился у монитора крейсера. Видимо, спал он совсем мало.
– Как дела? – спросила Таис, устраиваясь рядом.
Федор ответил не сразу. Поднял голову, взглянул рассеянно, после ответил:
– Пришел наш Пуш, видела? Никуда он от нас не денется. Я угостил его шоколадом из агрегата, и теперь у него хорошее настроение.
– Небось объелся многоножками, – хмыкнула Таис. – Пойти, что ли, посмотреть, что там осталось…
– Только осторожно. Пойди и посмотри. Я пока еще не разобрался в управлении крейсера. Пока еще нет.
– Я только одним глазком, – заверила его Таис и направилась к агрегату.
Едва она нажала на кнопки меню, заказывая стаканчик сока, как машина заговорила.
– Надо бы съесть что-то белковое. Это придаст вам сил, – пропыхтел агрегат.
Таис вытаращилась на него, после заметила:
– С чего это кофе-машина решила со мной разговаривать?
– Это мои обязанности – предоставлять сервис клиентам. Я должен угождать вам. Мне хочется вам угодить. Я предлагаю то, что у меня есть, – полезную и вкусную еду. Это мое предназначение.
– С ума сойти. Меньше слов, кофеварка. Налей сока и молчи. Тогда точно угодишь.
– А бутерброд? Не желаете ли бутерброд с сыром и зеленью?
– Тебе же сказали – только сок. Вот и угождай.
– А напарнику вашему что? Он не пил с того самого момента, как поднялся, – тут же напомнил агрегат.
– Чтоб ты сдох… – ругнулась Таис. – Ладно, давай два стакана сока. И давай два бутерброда с сыром, может, парень мой поест.
Агрегат тихонько зашипел, и показалось – всего лишь на миг, – что он просто раздулся от удовольствия.
– У тебя есть имя, кофеварка? – спросила Таис. – Как тебя называть?
– Лон Грум-три, – гордо сообщил агрегат.
– Грум, значит. Пусть так будет. Только меньше болтай, Грум.
Она забрала выехавший поднос с высокими прозрачными пластиковыми стаканчиками и тарелочкой, на которой лежала парочка восхитительно пахнущих горячих бутербродов. Один Таис сунула в рот, второй оттащила Федору.
Тот заверил, что поест и попьет, отхлебнул из стакана и снова погрузился в работу.
Потоптавшись немного около него, Таис взглянула на круглый громадный бок родной станции, по-прежнему висевшей за овальным окном, и вздохнула. Ей отчаянно, до боли и злых слез захотелось вернуться домой, в свою каюту, к своей музыке, к горячему какао, к клетчатому пледу, в который она любила заворачиваться по вечерам. К безопасности и уюту.
Утешало только одно – Федор рядом с ней. Слава богу, что Федор рядом с ней.
А что было бы, если бы она вернулась на станцию с остальными, а катер Федора застрял бы в этом крейсере?
Таис помотала головой, отгоняя ужасные предположения. Две растрепавшиеся темные косы смешно защекотали щеки. Таис прижала правую косичку ладонью, медленно стянула резинку и принялась расчесывать все еще чуть влажные после душа волосы.
