– И мне тоже, Господи! И мне.
Тут пара девчонок засмеялась, а какой-то парень сказал:
– Как я тебя понимаю, брат!
Пастор заключил:
– Нам всем для чего-то нужны силы. Мне нужно терпение, чтобы справляться с моими ребятишками. Восемь и десять лет. Девочки. Обе считают себя взрослыми. Господи Иисусе, прошу: дай мне силы быть им хорошим папой.
На этом занятие закончилось. Спустя несколько минут они с Кортни уже ехали в машине.
Сначала он решил, что, возможно, им и не нужно говорить. Ему показалось, что они преодолели какой-то барьер. Что они начали с чистого листа. Но тут Кортни сказала:
– Если хочешь, мы можем ненадолго куда-нибудь зайти. У нас осталось еще сорок пять минут. Хочешь?
В его голове и мысли не было о том, чтобы сказать «нет». Он предложил:
– На Гос-Лейк? До дома близко, и я знаю там место…
Она ему радостно улыбнулась – и они отправились туда.
Частный пляж представлял собой участок леса, круто спускавшегося по не подходящему для застройки склону холма к озеру. Много лет назад этот участок был продан под место для пикников, купания и спуска парусных яхточек со специально построенного причала. Туда от узкой грунтовки шла тропа. Они залезли в багажник Кортни, обнаружили там три одеяла и фонарик – и углубились в лес.
Ночь была просто чудесная. Луна улыбалась сквозь голые ветви деревьев чеширским котом, звезды ярко сияли. Было холодно, но за надежной стеной тсуг они расстелили одно одеяло, а сами завернулись в остальные.
Содрогаясь, Кортни сказала:
– Не ожидала, что будет настолько холодно.
– Наверное, это была не самая удачная идея.
Он придвинулся и обхватил ее рукой. Она прижалась к нему и вздохнула.
Из-под укрывших их веток им видно было озеро, погруженное в темноту. Его поверхность не нарушало никакое движение, ветра не было. Где-то в лесу заухала сова, издалека донесся лай койота. Кортни снова содрогнулась, придвинулась к нему и прошептала:
– Я знаю гораздо более хороший способ согреться. – Она положила руку ему на колено и провела ладонью выше, добавив: – Деррик, если ты не против… Ну, мне вроде как хочется кое-что тебе сказать.
– Давай, – ответил он. – По правде говоря, я вроде как и сам о том же думал. Что нам надо поговорить. Но эта Библейская штука… не знаю. Мне стало казаться, что, наверное, уже и не надо.
– Почему?
– Ну, это целомудрие. Я не выдержу, Корт, если мы и дальше будем переписываться и отправлять фото. То есть – мне нравится на них смотреть. Вот только… Знаешь, я не понимаю, как мы можем говорить одно, а потом делать другое. А мне сдается, что именно так мы и делали.
Он почувствовал, как она повернула голову, чтобы посмотреть на него. Он тоже повернул голову. Она его поцеловала. И она взяла его в руки. А потом уложила на спину.
– Именно об этом я и хотела поговорить, – сказала она.
Вот только тут они вообще перестали говорить.
* * *
Потом он почувствовал себя совершенно не так, как ожидал. В глубине души – где он ожидал найти ослепительную радость, ощутить связь, понять, кто он такой на самом деле – оказалось полное онемение. Он напомнил себе выжатую губку.
А еще он задержался на час. Он знал, что мама будет его дожидаться, и его попытка проскользнуть в дом и к себе в комнату незаметно от нее закончилась полным провалом. Он как раз добрался до двери своей спальни, когда услышал, как она идет к нему из гостиной. В коридоре было темно, и она включила свет. Один взгляд на него – и она все поняла.
«Только без лекций! – мысленно взмолился он. – Хоть раз в жизни, ма, пожалуйста, без лекций. Я надел презерватив, ясно? Как ты меня и учила. Именно это тебе хочется узнать – но только сейчас не спрашивай!»
Она всмотрелась в его лицо – главным образом в глаза. А потом сказала нечто совершенно неожиданное. Она проговорила эти слова спокойно, без всякого осуждения:
– Все было не так, как ты ожидал.
Он тупо кивнул. Горло у него перехватило, а глаза наполнились слезами, как у шестилетки. Все было не так, как он думал. Это было одновременно чудесно и ужасно. Это должно было стать началом, но ощущалось как конец.
– Мне очень жаль, милый. – Она подошла ближе, и ему захотелось отпрянуть и съежиться. – Не хочешь об этом поговорить?
Он покачал головой.
– Ну, может, завтра, – сказала она.
Пройдя мимо него, она стала подниматься наверх. Он стоял в темноте и тишине неподвижно, пока не услышал, как тихо щелкнул замок на двери ее спальни.
* * *
Он не спал. Ему казалось, что вся его жизнь пошла наперекосяк. Долгие часы он смотрел в потолок, пытаясь понять, когда именно он сделал первый шаг, направивший его на тот путь, на котором он сейчас оказался, но ему не удавалось думать достаточно связно даже для того, чтобы вернуться на три недели назад, не говоря уже о месяце или двух.
В течение ночи он получил от Кортни четыре эсэмэски.
«Боже-боже-боже!»
И «Ты такой классный».
И «Не могу поверить».
И, наконец «Не жалею».
Он отвечал механически:
«!!!»
«И ты».
«Ты самая лучшая».
«+1».
После этого ему захотелось, чтобы она исчезла. Ему необходимо было думать, хоть у него все равно ничего не получалось, а ее бесчисленные послания делали все только хуже.
Он поднялся с постели в обычное время и проковылял в душ. Он встал под струи воды и почувствовал, как они падают ему на голову и забираются в волосы – и он дергал их изо всех сил, и намыливал, и тер, словно усердное мытье могло избавить его голову от шевелюры – и заодно от тех мыслей, что бродили у него в голове.
На кухне мама что-то записывала в блокнот, а папа уничтожал свою традиционную тарелку с овсянкой быстрого приготовления. Когда Дэйв Мэтисон весело спросил, как у него идут дела, Деррик бросил взгляд на маму и понял, что она его не выдала. Он ответил отцу:
– Нормально.
Дэйв добавил:
– Ты вернулся поздно. Больше так не делай в будни, ладно?
Он пообещал:
– Не буду. Извини. Мне надо было позвонить. Я задержался с Кортни после обсуждения Библии.
Дэйв со смехом заметил:
– Такое услышишь нечасто!
Он доел овсянку, отнес тарелку в мойку и залил водой. После этого он поцеловал Ронду, приобнял Деррика за плечи и ушел. И тогда Деррик с матерью остались одни.
А она опять не стала на него наезжать. Только когда он закончил свой завтрак из хлопьев, апельсинового сока и тостов, она подняла голову от блокнота и сказала ему:
