Она улыбнулась, демонстрируя ровные белые зубы.
– «Приколы после зимы». Так это и следовало назвать. А не «С возвращением, Нера!».
– Угу. Неплохо.
И тут ему вдруг стало нечего сказать. Вернее, было чего, но он не знал, как это сказать и с чего начать.
Впереди Джош пробирался через толпу. Обернувшись, он заорал:
– Сюда, ребята! – после чего моментально исчез из вида.
Деррик ждал, что Бекка сразу же ускорит шаги, однако она этого не сделала. Она продолжала озираться. Она бросала взгляды из стороны в сторону, оглядывалась через плечо и смотрела через плечи тех, кто оказался перед ними. Ему пришло в голову, что она, возможно, кого-то высматривает. И он догадывался, кого именно.
Он сказал:
– На Аллее волноломов.
В этот момент оттуда послышалась музыка. Это был фольк-джаз на гитаре в сопровождении бас-гитары и мандолины. Трио Сета Дэрроу развлекало толпу, ожидающую Неру.
Бекка повернулась к Деррику и отбросила со лба непослушную прядь выгоревших на солнце волос. Она заявила:
– Я не высматривала Сета.
«Тогда кого же?» – подумал он. Ведь она кого-то искала взглядом – и явно не его. Она перестала его высматривать еще в ноябре. Она чуть ли не убегала от него. И он по-прежнему не понимал, в чем дело.
Казалось, она заглянула ему прямо в сердце. Она спросила:
– Деррик… дело было в этом? Вот что между нами произошло? Я не понимаю. Мне с тобой было надежно.
Он отвел взгляд, сунул руки в карманы и ссутулил плечи.
– Недостаточно надежно, – сказал он.
– А?
– Вот что произошло, Бекка.
Ведь когда ей кто-то понадобился, она обратилась к Сету Дэрроу, а не к нему. И это Сет Дэрроу, а не Деррик хранил ее тайны в своем сердце.
Ее глаза расширились, словно она внезапно все поняла. Она выдохнула:
– Ох, нет! Ты решил, что Сет для меня важнее тебя, да? Потому что он помог мне в ноябре. Потому что он знал место, где мне можно было поселиться, когда я уехала из мотеля. Потому что я отказывалась тебе говорить, а Сет все это время знал, и ты решил, что это означает…
Она положила руку ему на локоть. Он ощутил ее тепло так же, как ощущал его с самого начала – тепло исходило от этой странно выглядящей девушки, которая приехала на остров и разговаривала с ним так, как не разговаривал больше никто.
Вокруг них толпа рванулась к воде, и их захватило следом, хоть они вдруг и перестали быть частью этой толпы.
– Ты доверилась ему тогда, когда не стала доверяться мне.
– Я пыталась тебя оградить.
Он мрачно покачал головой, чувствуя себя ужасно маленьким, и проворчал:
– Что, я кажусь совсем беспомощным? Я упал с обрыва, Бекка. Сломал ногу. Ударился головой. Это должно означать, что я не смог бы помочь тебе, если тебе понадобилась бы помощь?
– Нет, – ответила она так же безрадостно. – Нет.
– Тогда почему ты…
В толпе раздались крики. Прозвучали последние ноты мелодии – и их внезапно понесло дальше. Они прошли мимо старой заброшенной таверны «Конура» и спустились на Аллею волноломов, начинавшуюся за ней. Трио Сета раскланивалось под одобрительные аплодисменты, а мэр Лэнгли поднимался на специально построенную сцену. На нем был цилиндр, на полях которого по-дельфиньи резвился плюшевый тюлень.
Ему не дали шанса сказать в микрофон хоть одно слово. Кто-то крикнул: «Смотрите!» – и появился черный тюлень. Его голова оказалась на поверхности всего метрах в пятидесяти от берега, там, где плавала надувная лодка и двое наблюдателей ждали свою гостью, как и ежегодно, приготовив рыбное угощенье. Однако на этот раз Нера не стала задерживаться ради угощенья. Она подняла свою черную голову и посмотрела на них, но не залаяла. Вместо этого она пять раз проплыла вокруг лодки. Снова остановилась и подняла голову. А потом она нырнула. И исчезла.
– По-моему, она попрощалась, – прошептала Бекка.
Деррику тоже так показалось – и почему-то ему стало грустно. Она сказал:
– Мне бы этого делать не хотелось.
– Чего?
Бекка повернулась к нему от воды – и когда их взгляды встретились, он заметил у нее на щеках слабый румянец.
– Прощаться. С тобой. Мне казалось, я с тобой расстался. Мне показалось, что мне не нужно этого… того, что между нами… Потому что я и правда не знаю, как это назвать. Но без тебя, Бекка… – Он пригладил волосы и вдруг понял, что ему хочется их сбрить – что ему снова хочется быть тем, кем он был прежде, жителем Кампалы, уроженцем Кампалы. Только теперь ему захотелось быть настоящим Дерриком, а не поддельным: быть тем парнем, который дал одно обещание и не выполнил его. Он сказал: – Кто-то отдал моему отцу те письма. Их нашел какой-то художник, которому понадобилась набивка из бобового пуфа. Он догадался про остальное – то есть про то, чьи это письма. Папа увидел ее имя.
– Риджойс?
– Он решил, что это кто-то из Кампалы. То есть – подружка. Он не знает, что она – моя сестра.
Бекка кивнула и внимательно посмотрела на него.
– Что ты собираешься делать?
По его губам пробежала быстрая улыбка.
– Спасибо, что спросила.
– Э-э?
– А не объявила. Ты постоянно объявляла мне, что я должен делать.
– Извини, – сказала она. – Я над этим работаю. То есть над тем, чтобы этого не делать.
– И ты извини. Мне жаль. То другое… Кортни и… и так далее.
Он не знал, сможет ли рассказать Бекке об этом – а в особенности о том, что он узнал про самого себя в те лихорадочные минуты с Кортни, среди деревьев. Он уже поговорил с ней. Он сказал, что настолько запутался, настолько запутавшимся себя чувствовал, настолько ему жаль, жаль, жаль, что все пошло именно так – то есть зашло слишком далеко, и все-таки…
– Ладно, ладно! – выпалила Бекка. Вид у нее был такой, словно она готова зажать себе уши. Когда он не стал больше ничего говорить, она вроде бы успокоилась и сказала: – Это – личное, понимаешь? Так же, как ты и Риджойс – это личное, с чем ты должен будешь когда-нибудь разобраться, но это не мое дело, и я теперь это понимаю. Просто иногда… Это трудно, понимаешь? Решить, куда что определить. Трудно, да?
– Отчасти – да. Но есть и другие части. – Он замялся. Он не знал, как сумеет это сказать, но говорить надо было сейчас – или никогда, и он продолжил: – Мне бы хотелось вернуть тебя в мою жизнь, Бекка. Мне хотелось бы сделать это прямо сейчас.
Тут она улыбнулась. Ее улыбка показалась ему невероятно яркой. Она сказала:
– Я тоже этого хочу. Правда. Как и ты.
Деррик почувствовал невероятное облегчение. Он словно вернулся домой. Он снова оказался там, где всегда должен был быть. И когда он притянул ее к себе и поцеловал, то понял, что цель стоила того пути, который ему пришлось проделать, чтобы ее достичь.
