— Почему Ксения раньше встретила тебя, а не я? — проговорила Нинель, голосом приторным и липким, извернув голову в сторону, глядя на Николая как-то боком и скосив глаза. — Я же не хуже Ксении да и моложе на три года.
— Знаешь что, тебе надо сначала окончить институт, который ты бросила, и найти хорошую работу, а не по вечеринкам шляться. Тогда Федор Андреевич возражать со свадьбой не будет.
— Я же уехала из Ленинграда, как я его закончу?
— Заочно, как еще!
— Разонравилась мне эта учеба, вся эта кутерьма, все эти кисти-краски. И, вообще, творчество — это не для меня. Замуж за крепкого мужика хочу, детей воспитывать, дом содержать…
— Здорово ты свою квартиру содержишь!
— Фи, был бы муж хороший, так содержала бы как надо! А для себя одной…
— Ладно, хватит о всякой ерунде. Мне сейчас не до этого.
— Все равно я добьюсь своего — женюсь на Ромке, он от меня без ума.
— Дай-то бог! Мне никто не звонил?
Нинель фыркнула обиженно и ответила недовольно:
— Да кому ты нужен! Эгоист гребаный.
Она пристально уставилась на Николая, погруженного в свои мысли и, вроде бы, забывшего об ее присутствии. Потом направилась в ванную. Когда она вышла через пять или десять минут, то застала Николая все в той же задумчивости и даже все в той же позе, в какой он находился до этого. Нинель принесла из кухни второй бокал, наполнила оба вином и подошла с ними в руках к Николаю.
— Давай выпьем, Коля, — томно проговорила она, подавая вино Николаю, — у нас обоих с тобой горе — у тебя Ксения пропала, а у меня — проблема с замужеством.
Николай встрепенулся и окинул взглядом Нинель. Она была облачена в синий, в черную полоску, махровый халат Ксении. Поясок на нем был едва завязан и бесстыдно открывал большую часть ее великолепных грудей и полоску атласного живота вместе с рыжеватым лобком — Нинель была без трусиков. Бокал в протянутой Николаю руке подрагивал.
— Ты ведь ничего не имеешь против, дорогой? — ломким и неуверенным голосом сказала она, часто и угнетенно дыша.
Николай почувствовал в этих словах какую-то неоднозначность и посмотрел Нинель в глаза. В них был призыв, и от нее сильно запахло женщиной. Он взял протянутый ему бокал, но только пригубил, подумав, что, возможно, сегодня ему еще придется воспользоваться машиной, и сказал жестко:
— Халат, мукла, застегни.
— Черт, черт! — Нинель судорожно свела на груди обе полы халата свободной рукой, прикрыв блистательную свою наготу. Вино во второй ее руке при этом едва не расплескалось, и она выпила его одним залпом. Поставив свой бокал на стол, она замолотила по нему кулачками и продолжала нервозно кричать одно и то же: — Черт, черт, черт! — Из ее глаз потекли слезы.
Николай пожалел Нинель, он встал и отечески положил ей руку на плечо:
— Ладно, тебе, успокойся! Что у тебя такого уж проблемного имеется в жизни, кроме твоих нереализованных прихотей? Я тоже думаю, женится твой Ромка на тебе, никуда не денется! Сейчас разве об этом надо думать? С твоей сестрой беда, ее надо спасать, вот о чем голова должна болеть!
— Да выкрутится твоя Ксения! — сердито бросила Нинель и сразу же успокоилась.
Она отерла рукавом халата слезы, плеснула себе еще вина и выпила.
— Чтобы так утверждать, надо об этом что-то знать, — Николай снял руку с ее плеч и сел за стол напротив Нинель. — Может, ты что-то действительно знаешь, но скрываешь от меня?
Он закурил сигарету и сквозь дым пристально стал рассматривать ее тягучим взглядом. Он никогда толком ее не понимал — не понимал, где кончалась ее игра, а где начиналась правда жизни. Та отвернулась и бросила раздраженно:
— Ничего я не знаю. Я знаю, что Ксения всегда все решала сама, и за меня и за себя, и у нее никогда не было осечек. Да и что с ней может такого особенного случиться?
— Как ты говоришь о родной сестре? Тебе, действительно ее ни капельки не жалко?
— А меня когда-нибудь кто-нибудь жалел, как ее? Ксюхе всю жизнь доставалось все самое лучшее. Она может позволить себе швырять деньги налево и направо, покупать цацки не глядя на цену, носить все самое дорогое, менять одежду, как перчатки, носить платья «от Кутюр», каких даже у Ромкиной матери, Инессы Васильевны, нет, а мне достаются только ее обноски. И бог ее в темечко поцеловал — способностями разными наградил, и мужа такого подцепила, и родители ее любили и баловали больше, чем меня. И все потому, что она была талантлива и круглой отличницей. А я чем виновата, что у меня нет никаких талантов? Вот и пусть пострадает!
— Стерва ты, все-таки, Нелька!
— А хоть бы и так!
В это время зазвонил телефон и Николай, вскочив, бросился к трубке. Это был Дагбаев.
— Николай? — спросил он хриплым, спотыкающимся голосом. — Хочу поделиться с вами кое-какой информацией.
— Да-да, говорите же.
— По телефону не могу. Надо встретиться, но не у меня на квартире.
— Что за конспиративность такая? Вы чего-то боитесь?
На той стороне трубке сердито засопели, вслед за этим возникла пауза.
— С чего вам это взбрело в голову? — равнодушным голосом спросил Дагбаев. — Просто в нашем доме сегодня собираются проводить дезинфекцию, травить клопов-тараканов. А у меня аллергия на дуст, вот временно и поменял место жительства.
— Это далеко?
— Вовсе нет, в черте города, даже ближе, чем вы могли бы подумать. Короче, вы хотите узнать нечто важное или нет?
— Давайте адрес.
— Ладно, только предупреждаю — приходите один и никому о нашей встрече ни слова.
— Хорошо.
— И еще… Не забудьте деньги.
— Сколько?
— За вами старый долг — семьдесят рублей, плюс сто пятьдесят за новую информацию.
— Согласен, если ваша информация не какая-то там туфта, хотя это и грабеж средь бела дня — нормальному человеку за эти деньги надо месяца два горбатиться.
— Я на пенсии.
— Тем более.
— Пишите адрес.
Николай записал адрес и выскочил из квартиры, даже не попрощавшись с Нинель, проводившей его тягучим и грустным взглядом.
ГЛАВА 8
НОВОСТЬ, РВУЩАЯ СЕРДЦЕ
Ехать оказалось, действительно, недалеко — всего-то три или четыре остановки, и уже через двадцать минут Николай стоял перед половинкой одноэтажного барака. Он был довоенной постройки и единственный еще оставшийся из множества, в четыре ряда стоявших здесь раньше. Николай это знал достоверно, ибо лет пять назад, по случаю, бывал в этих местах — здесь некогда жил один старик, у которого он покупал запчасти для своего «ЗиМа», ибо запчасти к нему, как и сама марка автомобилей, давно уже не выпускались.