– После ареста Корецкого и суда над ним их распределили в разные детские дома. Об удочерении пришлось забыть, ведь детская психика подверглась такому насилию… Если бы Машу тогда услышали, этого могло не произойти!
– Вашей вины здесь нет, – сказал Захар. – Вы-то как раз пытались бороться, но – слово одного человека и…
– И слово ребенка, да? Детям не верят – это закон общества. Дети всегда врут!
– Знаете, ведь так тоже бывает!
– Бывает, но в этом конкретном случае все врали, и только один ребенок говорил правду.
– Вы виделись с Машей после всего?
– Нет, – покачала головой Полина. – Я не смогла бы смотреть ей в глаза! Аронова сплавила Машу в другой детский дом через полгода после того, как ее выпустили из диспансера. Значит, у нее все-таки получилось выбиться в люди?
– Да.
– Такие случаи – редкость. Детдомовцы плохо приспособлены к жизни и «на воле» часто попадают в плохие компании… Но Маша справилась, несмотря на то, что ей пришлось пережить! Неудивительно, что она решила изменить имя.
– Она действительно справилась, но теперь прошлое снова ее догнало – адвокат противной стороны пытается выставить Устинью сумасшедшей!
– Если вам нужна помощь, я готова поручиться за нее, – сказала Полина. – Я не сумела помочь тогда, но теперь-то уж не брошу девочку!
– Возможно, я попрошу вас о помощи, – сказал Захар. – Вы сказали, что разыскали других девочек. Можете дать чей-нибудь адрес?
Погода заметно испортилась. Когда Захар вышел на улицу из ворот школы, дул промозглый ветер, а в лицо летели редкие, мелкие, но острые снежинки. Он немного постоял на ветру, охлаждая готовый закипеть мозг: то, что ему довелось узнать, не укладывалось в голове, и к горлу подступала тошнота от одной мысли, что Устинье (или Марии, какая, к черту, разница?!) пришлось такое пережить. Теперь понятно, почему приставания Сугривина вызвали в ней яростный протест и почему она не испугалась, как другие девушки, а защищалась!
Захар тряхнул головой и быстрым шагом направился к ограде, за которой оставил свой «Boss Hoss».
* * *
Устинья заметила его издали, но не спешила приближаться, наблюдая. Она могла не опасаться, что «объект» видит ее, прячущуюся за углом дома, а ей, напротив, открывался отсюда отличный обзор.
Девушка помнила, как впервые увидела Захара в кабинете Регины и едва не вызвала полицию, решив, что к ним вломился вор! Вид у мужика и впрямь пугающий, хотя теперь, по прошествии времени, она привыкла. И все же нельзя сказать, что сейчас Устинья знала Захара больше, чем при знакомстве – он по-прежнему оставался для нее загадкой. И еще она понятия не имела, какие все-таки отношения связывают его и ее работодательницу – трудно, практически невозможно найти людей, менее похожих друг на друга, чем Регина и Захар!
А сейчас он занимался тем, на что, как ей казалось, человек вроде него вообще неспособен – кормил голубей! Прожорливые твари кучей копошились у ног Захара, залезая на ботинки и дергая за штанины джинсов, а его это, кажется, ничуть не беспокоило! Странно, что Захар сам позвонил и предложил пересечься – обычно они встречались только в офисе Регины, да и какие у них, в сущности, могли быть общие дела? Вчера адвокатесса устроила Устинье разнос – и за дело: конечно же, с самого начала стоило рассказать правду, но правда уже подводила ее, и Устинья усвоила урок.
Наконец она решила подойти.
– Только голуби могут есть хычины, которые продаются в этом ларьке – настоящая отрава, – сказал Захар, не поднимая глаз. И как он заметил ее приближение, ведь Устинья подошла сбоку!
– Почему мы встречаемся здесь? – задала она вопрос, подкладывая под пятую точку сумку, чтобы не отморозить ее на холодной скамейке, и усаживаясь рядышком.
– Надо поболтать, – ответила он. – Наедине.
– Если вы о том, почему я не рассказала о визите к Сугривину, то я все уже объяснила Регине…
– И что же ты объяснила?
Один особенно настырный голубь вспрыгнул на скамейку и вытянул шею, глядя на Захара в ожидании подачки. Взгляд его круглых глаз был устремлен на руки мужчины, в которых маячила вожделенная еда. Захар осторожно опустил руку, боясь спугнуть птицу, но пернатый нахал не сделал попытки улететь. Напротив, он с радостью принялся клевать кусок прямо из рук человека, но ни один из его товарищей так и не решился последовать его примеру. Они предпочитали кучковаться у ботинок Захара, подбирая крошки.
– Когда Регина сказала, что не возьмется за мое дело, – ответила Устинья, отрывая взгляд от голубей и переводя его на Захара, – я решила, что все равно заставлю восстановить меня в должности. Я так много трудилась, старалась найти хорошее место, и у меня получилось! У меня была хорошая, умная и справедливая начальница и любимая работа, а Сугривин взял и отобрал все разом, да еще и смеялся за моей спиной! Но самое главное, меня обвинили в халатности, а я не могла такого стерпеть!
– И ничего лучше не придумала, как отправиться прямо к волку в пасть – мало было того раза, когда Сугривин на тебя полез?
– Но я вовсе не к нему ходила!
– В смысле?
– Кабинеты Сугривина и начфина располагаются в разных концах коридора напротив друг друга, и на записи видно, что я иду по нему, но не видно, чья фамилия на двери. Однако при желании, полагаю, это можно проверить.
– То есть ты ходила к своему последнему начальнику?
Устинья кивнула.
– А как ты туда попала? Там ведь пропуска электронные, насколько я понял?
– Вот потому-то я и не стала вам с Региной ничего рассказывать, – вздохнула Устинья. – Если бы выгорело, я бы, конечно, все равно сказала…
– Что выгорело-то? – перебил Захар.
– Я подделала пропуск.
– Электронный пропуск? Да ты, мать, компьютерный хакер, не иначе!
– На самом деле для этого не требуется большого умения. Я сляпала карту на основе одной из магазинных, а на пропускном пункте сделала вид, что карта не работает. Охранник меня в лицо не знает, ведь «Пугачефф» – большое предприятие, и охрана меняется часто. Кроме того, помимо концерна, в здании располагаются еще несколько фирм. Пропуск выглядел как настоящий, и мужик решил, что дело в сбое оборудования…
– Короче, ты попала внутрь, – снова перебил Захар, – но чего ты желала добиться?
– Я хотела записать наш разговор с Олегом Макарычем.
– На диктофон?
– Да. Я надеялась его разговорить и думала, что Олег Макарыч «расколется»…
– Ты же понимаешь, что в суде это тебе не помогло бы!
– Но Регина поверила бы мне. Я хотела сделать запись, потом вернуться к ней и уговорить взяться за мое дело, имея хоть какие-то доказательства, кроме собственных слов!
