Он был мертв.
Обнаженное тело Алины было забрызгано его кровью.
Филипп возвышался над ней, словно статуя Командора. У него были безумные, побелевшие глаза. Он слегка раскачивался, глядя куда-то в пустоту, баюкая, как ребенка, окровавленное полено.
Все, он сошел с ума, обмерла Аля. А если полено сейчас опустится на нее?!!
Внутри все болезненно скрутило от ужаса. Она скорчилась, подтянув ноги к животу, и застонала. Филипп перевел на нее взгляд и, словно придя в себя, неожиданно отшвырнул полено, рывком схватил Алю с дивана и крепко прижал к себе. Он крупно дрожал и непослушной трясущейся рукой гладил ее по волосам.
Казалось, он снова впал в странное забытье. Прошло, наверное, минут десять, прежде чем Филипп очнулся и принялся развязывать Алину. Она встала, не чувствуя под собой ослабевших ног.
– Он тебя насиловал? – тихо спросил Филипп каким-то странным, отсутствующим голосом.
– Пытался, – кратко ответила она.
– Но ему не удалось? – уточнил Филипп все тем же невыразительным голосом.
– Нет.
– Пойди умойся.
Аля, еще не веря в случившееся, обойдя, как в бреду, труп, поплелась к умывальнику и стала мокрыми руками оттирать с груди и живота кровь.
Филипп, стащив чужое полотенце с вешалки, намочил его и обтер ее ноги сзади – там было больше всего крови.
– На. – Филипп стянул с себя черную майку и протянул Але. Аля утонула в ее широтах.
– Умойся, – сказала она. – У тебя все лицо в крови…
Филипп, не глядя в зеркало, обтер лицо полотенцем и бросил его на раковину.
– Почему? – спросил он без всякого выражения.
Аля посмотрела на Филиппа с недоумением. Почему хотел изнасиловать? Потому что подонок, почему еще?
– Я имею в виду… Он требовал, чтобы ты позвонила?
– Требовал.
– А ты?
– Сначала отказалась. А когда он принес утюг…
– Утюг? Он тебя пытал утюгом?!
Алине показалось, что глаза его стали совсем белыми. Светлыми-светлыми, с сузившимися волчьими зрачками.
У нее свело колени от неясного ужаса.
– Да… – пролепетала она. – То есть на самом деле нет… Он сделал вид, что нагревает его. Я не знала, что утюг холодный… И согласилась.
– И ты позвонила?
– Нет.
– Почему? – требовательно произнес Филипп.
– Я не буду звонить, Филипп. Отпусти меня. Пожалуйста… – с тихой, безнадежной мольбой проговорила Алина.
– Я не о том… Почему ты не позвонила, если согласилась? – Филипп снова говорил тихо и невыразительно, но теперь Аля отчетливо услышала, как в этом белом, ватном тумане шока вздымалась волна бесконечной, всеразрушающей ярости.
– Он не дал мне телефон, – старательно пояснила она, боясь, что попадет «из огня да в полымя». Что такое ярость Филиппа, ей было хорошо известно. – Не знаю почему, но, когда я сказала «согласна», он попытался меня изнасиловать…
– Понятно. Это Марго.
Алина не поняла, при чем здесь Марго, но промолчала, не смея спросить. Филипп смотрел в сторону, что-то обдумывая. Наконец он повернулся к ней и произнес с неожиданной легкостью, пожалуй, даже несколько развязной веселостью, в которой слышалось облегчение, причины которого были Алине неведомы:
– Мы с ней договорились, что это говно твой секретарь тебя припугнет как следует, ударит разок-другой… Он, вонючка, вишь ли, обижен твоим невниманием, так у него руки чешутся! Я на это согласился. Но у него в другом месте чешется, выходит… А она, значит, Маргошечка, ему карты в руки дала, чтобы он с тобой разборки на свой лад устраивал! Ладно, я это сам улажу. Поди наверх. И закройся там на ключ. Держи.
Филипп с улыбкой, все той же легкой, почти веселой улыбкой, протянул ей ключ от чердака.
Стараясь не смотреть на труп Георгия, Алина направилась к лестнице. Нехорошее предчувствие холодило ей спину. Заперев люк, Алина уселась в полном оцепенении, бессмысленно крутя ключ в руках…
Она слышала, как внизу Филипп размашисто мерил шагами гостиную. Потом что-то делал, скрипя стулом. Потом снова шагал.
Спустя какое-то время раздался звонок телефона.
– Нет, это не Георгий. Да, я. Что значит – «смылся»? – говорил в трубку Филипп все с той же странной легкой веселостью. – Я просто поехал проверить, как тут дела. Мне этот секретарь доверия не внушает. Он? Да тут он, куда ж ему деться? Нет, он к телефону подходить не хочет… Ему, видишь ли, стыдно: он с поручением не справился. Не позвонила она никуда! И не будет звонить! Да, бил, у нее все лицо в кровоподтеках. И не только бил, еще и утюгом пытал. Вот так – утюгом! Ну он же козел, зря ты его позвала!.. Да она из себя партизанку строит! Я ж тебе говорил: ты ее не знаешь, Марго. Она сильно изменилась за последнее время…
Аля, слушая Филиппа, никак не могла понять, что он затеял. Он говорил неправду, и ему это было зачем-то нужно. Только зачем?
– Что делать, что делать! Возвращайтесь сюда, и будем звонить сами, другого выхода нет. С дороги? Почему? А-а, правильно, из автомата не засекут. Давайте, мы вас тут с Георгием ждем… Как ты сказала? «Убрать»? Ну, Антон, он же у нас умный, всегда дельные вещи предлагает… Нет, я серьезно! Вы, главное, приезжайте поскорей, а что с ней делать и как, обсудим потом. Надо будет – уберем, чего нам стоит!..
За пятнадцать минут Кис выкурил три сигареты, прикуривая их одну от другой, впиваясь глазами в дверь клуба каждый раз, когда она открывалась. Ему казалось, что сейчас из нее выкинут побитого Мурашова.
На исходе двенадцатой минуты дверь поткрылась и на пороге оказался Мурашов и еще какой-то невысокий, наголо бритый, крепкий парень, с которым Алекс расцеловался почти нежно. «И еще раз спасибо!» – бархатно пророкотал он, покидая клуб.
«Уф!» – отлегло на сердце у Киса.
– Ну как? – кинулся он навстречу Александру.
Тот протянул ему листок. На листке был адрес и даже план.
– Он бывал на даче родителей Гены. Но при всем при том он не постоянный дружок Гены, обошлось без сцен ревности.
– Слава богу, считайте – повезло.
– Пришлось пожертвовать моим номером телефона.
– Да? Легко отделались.
– Особенно если учесть, что я ему не свой номер дал.
Кис улыбнулся.
– У вас разнообразные таланты, скажу я вам. Спасибо.
– Не за что. Я для себя сделал. Моя жена ведь.
– Зато моя работа. Но я бы не смог. У меня нет таких бархатных глаз, как у вас, и такого бархатного голоса – тоже нет.
– Да что ты, Лешенька, я тебе нравлюсь, да?
