Что было дальше – понятно. Приехала полиция. До утра в моей квартире горел свет, по ней ходили чужие люди, и даже побывала собака – немецкая овчарка. А я забыл предупредить, что в доме есть кот, поскольку Валентина нигде не было видно. При первом выстреле он пролетел мимо окна тенью – я видел боковым зрением – и с тех пор больше не появлялся. Забыть про котика Валю, конечно, было свинством с моей стороны, поскольку это он, в общем-то, спас жизнь своему хозяину!.. Пистолетную пулю нашли в куче белья. Расщепив косяк, она отрикошетила в шкаф и, пробив стенку, застряла в кипе моих футболок.
В следователе я с удивлением узнал капитана Банникова, а он, я видел, с не меньшим удивлением узнал меня.
– А вы как здесь? – спросил я его. – Вы же вроде бы в Советском РОВД служите, а я проживаю в Приокском районе. Не ваша земля!
– Я служу вовсе не в Советском РОВД, а в главке, – сказал он. – В кафе же завтракаю потому, что живу рядом. Женой не обзавелся, готовить некому.
– Вот как! Я, видите ли, обзавелся, да не удержал. Ушла. Вот и перешел на готовые харчи.
– Это бывает, – признал следователь.
Думаю, он мог бы рассказать немало историй о том, как люди переходят не то что на готовые – на казенные харчи, и он им помогает в этом, да сейчас было не до того. Возникла потребность найти и поймать еще одного кандидата на смену режима питания…
– Теперь вы убедились, что в кафе охотились именно за вами, не так ли? – спросил Банников после того, как я ему описал, как мог, стрелявшего. То есть почти никак. Но спросил таким тоном, будто сам он так больше не считает.
– А разве это не очевидно теперь?
– Уж больно почерк разный, – пожал плечами Банников. – Одно дело незаметно подсыпать яд в чашку, другое – вломиться в чужую квартиру со стволом!.. Или вы припомнили, кому так насолили?
– Насолил вряд ли. Но из-за чего за мной охотятся, кажется, теперь догадываюсь.
В этот момент я не только был твердо уверен, что профи в маске никак не может быть посланцем ревнивых жен, мужей и любовников, но даже про тетю Биржу забыл, хотя до ночной перестрелки решил было, что все с нее началось. Теперь же считал, что таких специалистов, с каким я ночью схлестнулся и чудом уцелел, могут «послать» только деньги. Большие деньги!
– Интересно послушать ваши догадки, – поджал губы следователь.
– Видите ли, Игорь Вениаминович. Вскрылись новые обстоятельства, которых я не знал, когда произошел тот случай в кафе. Я получил наследство!
– Наследство? Да вы что! Как интересно. Значит, я зря силы тратил, разрабатывая окружение Варданянов все это время? Правда, все равно собирался к вам вернуться… Расскажите же подробнее о вашем наследстве. – Мне послышалась скрытая ирония в словах капитана Банникова.
Я рассказал ему про пансионат, умолчав лишь о том, каким образом сам Богданыч сделался его владельцем. Не то менты еще разворошат улей, и среди знакомых покойного олигарха вправду найдутся новые соискатели моего богатства!
– Стало быть, мотив имеется у дочери Александра Богдановича Приходько, Элеоноры Александровны, так? – подытожил следователь, заглядывая в свою запись.
– Да. Но, повторяю, племянник, Григорий Беляев, уверен, что Элеонора ни при чем. Ведь ей предлагалось все обсудить. Но она сказала, что уважает волю отца. И уехала за границу. При этом, по словам Гриши… Григория Беляева… у нее не было никакого недовольства, зависти, злобы.
– Не было, либо она вида не подала, – сказал Банников то же самое, что и я в свое время.
Я пожал плечами: что тут возразить?
– Игорь Вениаминович! Если вы намерены допрашивать Элеонору… Взяться за нее, так сказать, всерьез, то я хотел бы с ней сам поговорить сперва, – попросил я. – А то как-то некрасиво получится, не по-мужски, если я сразу натравлю на женщину полицию, не попытавшись поговорить сам.
– Ну, взяться за нее всерьез, как вы выразились, вот так, сразу, я и не могу. Разве что поехать и пообщаться с ней неофициально. Обращаю внимание, что женщина, судя по всему, является гражданкой другого государства, и, чтобы допрашивать ее, придется сначала договариваться с украинскими коллегами. Если только она не в России… У вас есть возможность выяснить, где она в данный момент находится, чем занимается?
– Я могу только позвонить племяннику. Может, он знает что-то новенькое про Элеонору.
– Позвоните. Попробуем по-простому.
Я тут же в присутствии капитана телефонировал Грише. Для начала разговора Григорий спросил, не рухнул ли я с дуба, звонить в такую рань? Я ответил, что у него, может, и утро, а у меня еще вечер никак не закончится. Племянник расхохотался и сказал, что завидует. У дяди Васи, вероятно, была чудесная ночь! «Нечему тут завидовать!» – заверил его «дядя Вася» и пообещал при случае доказать. Пока же хотел бы спросить, не объявлялась ли Элеонора?
– Ты что, ради этого вопроса позвонил мне ни свет ни заря?
– Ради этого, – подтвердил я.
– Ну ты даешь! Да, помню я, что ты хотел с ней поговорить. Звоню ей периодически. Пока абонент – не абонент. Съезжу к ее соседям. Договорюсь, пусть поставят в известность, как Элеонора приедет. Чтобы прокола не вышло.
Попрощавшись с племянником, объяснил Банникову, что пока – вот так. Остается только ждать. Я не увидел в глазах следователя ни малейшего желания искать дочь Богданыча силами российской полиции. Может, и к лучшему. Даже не пожелав мне беречь себя, не говоря о том, чтобы предложить охрану, сыщик ушел, прихватив мое ружье. А что сделаешь? Проводив его до дверей, я подивился отсутствию в поле зрения соседей этой неспокойной ночью. Видимо, Геннадий спал без задних ног под пивной анестезией, а его супруга вставила беруши, чтобы не слышать мужниного храпа. Джеймс, вероятно, молчал потому, что выслуживаться было не перед кем. Прочие обитатели площадки являлись лишь нанимателями квартир. Никого не знали и не высунулись бы, даже если на лестничной клетке выпустить недорезанного поросенка. Почему молчали матерые соседищи снизу, мне было понятно. После табора студентов, жившего здесь несколько дней, ночные выстрелы, видимо, показались им не громче упавшей на пол кастрюли.
Однако опасаться, что оставил соседей без сенсации, мне не приходилось, поскольку слышал, как капитан Банников давал поручение своему молодому помощнику – оперативнику, должно быть – пройтись, как рассветет, по людям: кто что видел, кто что слышал?
После ухода полиции откуда-то из угла вылез Валентин, взъерошенный, точно петух после разборки с соперником. Он запрыгнул на тумбу мебельной стенки и, брезгливо обойдя смартфон, уселся, демонстративно отвернувшись от меня. Видимо, не мог простить мне выстрелы в квартире, а особенно – овчарку.
В стенке, отделявшей гостиную от прихожей, зияла дыра размером с тарелку. В самой гостиной, в несущей кирпичной стене, куда угодил первый заряд, появилась выщерблина в обрамлении разорванных обоев. Измученный бессонной ночью, я тем не менее решил не ложиться. «Интересно, – размышлял я, – ночной посетитель надолго оставил меня в покое? Я ведь снова остался с ним один на один. Только я-то – вот он, а где этот киллер сейчас? Надо было просить охрану!» От этой мысли самому стало смешно. Кто мне ее даст? А потом сделалось совсем не по себе. Видимо, теперь, куда бы я ни пошел, придется не глядеть вперед, а оглядываться по сторонам, не идти прямо, а красться, и все время ждать опасности неизвестно откуда. Стало понятно, что все прошлые случайности были не случайности, но кое-что по-прежнему оставалось неясным. Запали слова сыщика про разные почерки. Если преступник так легко управляется с пистолетом, то при чем тут автомобили, подпиленные лесенки? Что за детский сад, в самом деле?.. У пацанов побывал этот же стрелок или другой? Если все началось с Гали Биржи, то наследство, выходит, ни при чем? А Банникову я только о наследстве и говорил. Черт! Сам запутался уже! Впрочем, никакой ясности и прежде не было…
