– Очень удачно, скажу вам, карты легли. Забор, окно с подпиленной решеткой, кладовка, смотровое окно, жертва. Как на заказ.
– Ну, заказ, возможно, и был. Кто-то же заказал Горячева.
– И кто мог это сделать?
– У него много врагов, – покачал головой Костя.
– Кто, например?
– Я в его криминальные дела не лез…
– Враги у него были, – кивнул Шемякин, легонько ущипнув себя за подбородок. – Вы правильно заметили, много врагов. И эти враги общипали его как липку. От былого могущества Бизона осталась лишь одна тень. И сеть ресторанов, в которые он вкладывал «общаковые» деньги. Возможно, вы, Константин Сергеевич, знали, как присвоить бандитскую собственность.
– Ну, спасибо, товарищ майор, – усмехнулся Костя. – Уже «возможно», уже не так категорично…
– А вы знали?
– Я не пытался ничего присваивать, и зря вы на меня грешите.
Шемякин кивнул, будто соглашаясь, достал сигарету, закурил, глубоко затянулся, выпустив с дымом усталость.
– Почему вы ушли с места преступления? – спросил он, без нажима глянув на Костю.
– С моей женой случилась истерика.
– С вашей женой… – Майор опустил голову, заглянул в свои записи. Руку с сигаретой он отвел в сторону, чтобы дым не лез в глаза. – Так, ваша жена. Баулина Татьяна Ивановна, в девичестве Выхина… В каких отношениях она состояла с Горячевым?
– В каких отношениях?! – вскинулся Костя. – Ни в каких отношениях она не состояла.
– Чего вы так разволновались? – с обличающей насмешкой спросил майор.
– А с чего это моя жена должна состоять в отношениях с Горячевым?
– С того, что гражданка Выхина в свое время влипла в нехорошую историю. И Горячев искал ее днем с огнем. И ее, и Гасанова… Или не было такого?
Костя опустил голову.
– Что замолчали?
– Я не хочу говорить на эту тему. Что было, то прошло. А с Горячевым я договорился, и Татьяну оставили в покое. Но с тех пор она не показывалась Горячеву на глаза. И ни в каких отношениях она состоять с ним не могла.
– Что вы знаете о гражданине Гасанове?
– А что я могу знать? – Костя постарался совладать со своими эмоциями.
Шемякин читал его по глазам, и нужно было закрыть эту «книгу». Если менты докопаются до Сашки, быть беде. Он как на блюдце выложит, зачем приезжал к нему Костя. До заказа на убийство дело так и не дошло, но важен сам прецедент. Если Костя предлагал работу Гасану, то заказать Бизона он мог и кому-то другому, и эта логика пришьет его к статье суровыми нитками.
– Насколько я знаю, Гасанов работал у вас в «Экспресс-кафе». – Майор не просто смотрел на Костю, он словно копался взглядом в его прошлом.
– Давно это было.
– Но вы из одного города. Неужели ничего не слышали о нем?
– Слышал. Его убили.
– Не убили, – покачал головой Шемякин. – Думали, что убили, а он воскрес.
– Я не знаю, где он воскрес. Я ничего о нем не слышал.
– Точно? – пытливо сощурился майор.
– А если слышал, почему я должен это скрывать?
– А слышали?
– Нет, – отрезал Костя.
Он заметил, как потух у Шемякина взгляд. Неужели майор поверил?
– Я бы хотел поговорить с вашей женой, – с задумчивым видом постучал по столу кончиком авторучки Шемякин.
– Вы ее в чем-то подозреваете? – вскинулся Костя.
– Нет, но вопросы есть.
– Вы сможете их задать. Если у вас появятся серьезные основания для подозрений. И если суд сочтет нужным ее допросить.
– Даже так?
– Я не позволю вам копаться в прошлом моей жены! – воинственно заявил Костя.
– А вы знаете о прошлом своей жены?
– Знаю, что Татьяна ни в чем не виновна. И к убийству Горячева она не имеет никакого отношения.
– А если все-таки копнуть ее прошлое?
Костя ничего не сказал, но навалился на Шемякина всей силой своего взгляда. А давить он умел, и майор прочувствовал это на своей шкуре. Пусть этот пес только попробует сунуться к Татьяне, Костя найдет способ прищемить ему нос. Надо будет, в тюрьму сядет, но зубы ему пересчитает. А может, и убьет. Кулаком. С одного удара. Если он Бизона с ног сбивал, то Шемякина до смерти зашибет. Шея у него так себе, позвонки могут не выдержать.
– Эка вы за жену переживаете, Константин Сергеевич, – усмехнулся майор.
– Да, моя жена побывала в переделках, но все это в прошлом. И не надо в это прошлое лезть! – сурово отчеканил Костя.
– А если это прошлое залезет в настоящее? Если бандиты предъявят вам за Бизона? – отбросив официальный тон, на приблатненный манер потягивая слова, проговорил Шемякин.
– Предъявят. Обязательно предъявят. Им повод нужен, чтобы до меня докопаться. Им рестораны мои нужны. У меня своих два ресторана. «Патриарх» и «Тихая пристань». Бандиты Бизона постараются хапнуть все, что можно.
– Не исключено, – внимательно и с пониманием глядя на Костю, кивнул рубоповец.
– Я практически уверен в этом.
– Вы из этого омута, вам видней.
– Вы должны оградить меня от бандитского беспредела!
Шемякин глянул на Костю в легком замешательстве, не понимая, то ли всерьез он требует защиты, то ли глумится над ним, и неуверенно проговорил:
– Ну, это наша обязанность.
– Обязанность нужно подкреплять благодарностью. – Костя выразительно сложил пальцы в щепотку и потер ими.
– Это вы о чем? – внутренне напрягся майор.
– Бандитские рестораны меня не интересуют. Если братва имеет на них право, пусть забирает. Меня интересуют мои собственные рестораны. Бизон держал над ними «крышу», я ему платил, но теперь его нет, а от его преемников я ничего, кроме проблем, не жду… Я знаю, РУБОП помогает бизнесу избегать проблем с бандитами…
– Вы хотите, чтобы я решал ваши проблемы?
– Да. По долгу службы и за регулярное вознаграждение.
Именно этот вариант и подсказала ему жена. Но Татьяна хотела, чтобы рубоповцы, которые разыскивали киллера, взяли под опеку все Костины рестораны. Ему и самому понравилась эта затея, но нельзя было предлагать Шемякину все, иначе он заподозрит его в корыстном расчете. Вдруг Костя заказал Бизона, чтобы взять в свои руки, а затем поставить под «красную крышу» его собственность?.. И еще положение осложнялось тем, что Шемякин знал о прошлом Татьяны. Может, и не нужно было заводить с ним разговор о «крыше»?
Костя сделал ход, но не знал, в правильном направлении движется или сам загоняет себя в тупик.
– Вы должны понимать, что это не совсем законное предприятие. – Шемякин отстраненно смотрел на него. В его взгляде покачивались весы, на чашах которых он взвешивал «за» и «против». И хотелось, и кололось…
