Костя глянул на него с плохо скрытым недоумением. Похоже, Шемякин только рад сбросить груз своих забот на плечи уголовного розыска. Действительно, зачем ему эта возня, если своих забот хватает?
– Я за его голову награду назначил. Пятьдесят тысяч долларов, – на ходу придумал Костя. – И еще столько же, если на признание раскрутишь.
– Ну, голову-то мы найдем, – усмехнулся Шемякин.
Костя косо глянул на него. Что, если Филина уже и в живых нет? Может, Гасан его уже убрал, как опасного свидетеля? Филин расправился с Викой, а Гасан – с ним самим. Шемякин знает, где похоронен труп, он выкопает его, отрежет голову и принесет ее Косте. За первые пятьдесят тысяч долларов, без претензии на вторые… Но откуда он может знать, где закопали Филина? Может, он заодно с Гасаном?..
– Эй, ты в порядке? – Шемякин провел перед его глазами растопыренной ладонью.
– Да в порядке, – вышел из прострации Костя.
– А я смотрю, завис.
– Да представил, как ты голову приносишь.
– Да нет, голова сама придет. И сама все расскажет.
– Очень на это надеюсь.
– Не переживай, все будет нормально. Найдем Филина, возьмем его за жабры… Или еще какие-то пожелания будут?
– Ну, не знаю…
Пожелания у Кости были. Нужно было установить слежку за Татьяной, но мог ли он поручить это Шемякину? А вдруг они заодно… Тогда он не только попадет под подозрение, но и подпишет себе смертный приговор. Вон как легко Шемякин прошел к нему в камеру. С той же легкостью он проведет к нему и киллера… И что же делать? Как быть?
– И я не знаю… Зря ты в машину полез, зря улики залапал. – Шемякин смотрел на него с укором, без сочувствия и сожаления.
– Ничего, выкручусь как-нибудь.
– Выкрутишься. Доверься мне, и все будет хорошо…
Костя кивнул, будто соглашаясь. Шемякин скорее враг, а не союзник, но пока еще рано ему предъявлять.
Глава 21
Нервы у опера должны быть крепкими, а глаз – метким. Коля Угреев, похоже, обладал и тем, и другим. Он собирался метнуть дротик в цель, когда Бойков открывал дверь в его кабинет, рука уже была вытянута, осталось только разжать пальцы. И не дрогнула эта рука – дротик ткнулся в «десятку». Только тогда старлей обернулся и вытянулся перед начальником.
– Развлекаешься?
– Да нет, думаю… Зачем Баулину понадобилось вещи Сургучевой в машину к себе тащить?
– Он убил человека, у него случился шок, так обычно и бывает. А в шоковом состоянии человек не ведает, что творит.
Степан взял с пластикового блюдечка дротик, покрутил его в руках. Он тоже баловал себя дартсом, но вдруг не сможет попасть в центр круга?
– Хорошо, допустим, он забрал телефон и бумажник. Но как он вытащил их из сумочки, не оставив на ней «пальчиков»?
– А если бумажник и телефон на виду лежали, на тумбочке, например? Смахнул по пути, когда убегал.
– Ну, может, и так, – пожал плечами Угреев.
– Возможно, в бумажнике фотография была. Любимого человека, – вслух подумал Бойков. – Где она, интересно?
– А Баулин что говорит?
– Ничего не говорит, – мрачно усмехнулся Степан.
Молчит Баулин, ждет, когда ему предъявят обвинения. Со следователем, сказал, говорить будет в присутствии адвоката. Похоже, мужик настроился на долгое сидение в осажденной крепости. Все правильно, в таком деле с показаниями спешить не нужно.
– Сургучева после отчисления где-то здесь, в Николайске крутилась, чем занималась, можно только догадываться, – краешком губ усмехнулся Угреев. – В двухтысячном в Седлец подалась, поближе к дому. Квартиру там купила, продуктовый магазин открыла. На какие, интересно, деньги?
– На какие? Какие в Николайске заработала, на такие и открыла.
– Проституцией она зарабатывала, а когда капитал сколотила, домой вернулась. А зачем? У проституток так часто бывает, заработают денег в городе, а потом домой, где никто ничего не знает. Там и замуж выходят… А Сургучева замуж так и не вышла.
– Ну, может, жила с кем-то.
– Да нет, не жила. Я говорил с ее соседкой, ни с кем она не жила. И никто к ней не ходил…
– Видно, нагулялась, надоели ей мужики до чертиков.
– Не думаю… Может, она ждала кого-то? Может, не хотела дурной для себя славы?
– Ждала?! Из армии? – хмыкнул Бойков.
– Не молодая она уже для армии…
– Из тюрьмы?
– Ну, почему из тюрьмы?.. Может, принца ждала. Ну, в смысле, мужика искала, за которого замуж можно.
– Где там в Седлеце принцы?
– Их и в Николайске не так уж и много…
– Баулин, например?
– Ну, если развести его с женой… – пожал плечами Коля. – Кстати, она ездила в Николайск. Особенно в последнее время зачастила. Может, Баулина атаковала? С бизнесом у нее не заладилось, магазин прогорел, а деньги нужны…
– Может, она просто спала с ним. За деньги.
– А заодно от жены отвораживала…
– Так, может, жена Баулина ее и заказала?
– Жена Баулина?.. А она могла… – задумчиво кивнул Бойков. – Баба она деловая, палец в рот не клади… Но зачем ей мужа подставлять?
– И любовницу наказала, и мужа. Любовницу на кладбище, мужа – в тюрьму. Чисто ума-разума набраться. Вернется, шелковым будет.
– За убийство много дают, – покачал головой Степан.
– Ну, тогда разведется с мужем. Может, у нее уже и любовник есть… А вдруг это он и убил…
– А Баулин, значит, ни при чем?
– Не знаю… Не знаю, зачем ему себя подставлять, – в раздумье проговорил Угреев. – Вещи Сургучевой к себе в машину тащить… Возвращаться в квартиру, чтобы открыть дверь, выставляя труп на обозрение… В его случае труп хорошо было бы вывезти куда-нибудь к озеру и утопить…
– Может, он для этого и приезжал, но не решился.
– А дверь зачем открытой оставлять?
Степан покачал головой, не желая соглашаться с подчиненным. И алиби у Баулина не было, и улики у него в машине нашлись. Глядишь, суд признает его вину… Он все-таки решился метнуть дротик. Прицелился, затаил дыхание, скользнул рукой по мысленно натянутой струне, которая тянулась от мишени к оперенной игле. Но дротик почему-то воткнулся в красную линию между «шестеркой» и «семеркой».
– Растерялся, вот и оставил… – поморщился Бойков.
Не мог Баулин оставить дверь открытой. Растеряться он мог сразу после убийства, но спустя время – вряд ли. Не мягкотелой он породы мужик…
– Дверь оставили открытой, чтобы подставить его.
Коля взял с тарелочки последний дротик, прицелился и воткнул его точно в центр круга. Снова в «яблочко». И непонятно, то ли дротик стукнулся в круг, то ли это прозвучала точка в конце предложения, которым Угреев подвел черту под истину… Только истина ли это?
