Бойков раздосадованно сжал пальцами нижнюю губу. Возможно, прав был Баулин, когда предлагал искать настоящего убийцу, пока не поздно. Суд может признать его невиновным, тогда придется начинать все сначала, но след убийцы уже остынет.
– Мы так и не нашли Мишу, – подлил масла в огонь Угреев. – Квартиру он снял, а кто он такой, неясно. И как связан был с Сургучевой, непонятно.
– Значит, плохо искали.
Степан вспомнил приятной внешности женщину, которая помогла выйти на Баулина. Он уже и не чаял найти свидетеля, но удача все-таки свела его с полезным человеком. Правда, он все же опросил не всех жильцов дома. Может, удача с улицы Горького еще не исчерпала своих возможностей?
В пятиэтажных домах лифты не предусмотрены, а день сегодня выдался жарким, душным. У Степана лоб взмок, пока он добрался до четвертого этажа. И непонятно, то ли пот это выступил, то ли недовольство. Он возглавлял районный уголовный розыск, и не его это дело рыскать по домам в поисках свидетелей… Но, как бы там ни было, он уже на месте. А снизу, взбираясь по лестнице, кто-то пыхтит. Бойков собирался звонить в сорок шестую квартиру, но в самый последний момент убрал палец с кнопки. Кто там идет, еле дыша?
По лестнице поднимался грузный пожилой мужчина с пышными, белыми как снег волосами. Пот градом катил по его красному, в прожилках, лицу, воротник рубашки насквозь промок. Одной рукой он держался за перила, а другой опирался на палочку. Заметив Степана, он уныло свел к переносице седые брови, казалось, ему стало стыдно за свою немощность.
На площадке четвертого этажа мужчина остановился, устало наваливаясь на перила. Тяжело ему, сил стоять нет, а нужно идти, подниматься на пятый.
– День сегодня жаркий, – для затравки сказал Бойков.
Мужчина взглянул на него косо, с подозрением, и Степан продолжил:
– Майор Бойков, уголовный розыск… Слышали, тут женщину на днях убили?
– Слышал.
– Здесь живете?
Мужчина кивнул.
– А в какой квартире?
– В пятьдесят первой.
– Сорок седьмая квартира прямо под вами? – уточнил Бойков.
– Да, – кивнул мужчина.
– Я звонил вам, никто не выходил.
– Днем звонили?
– Днем.
– Днем я сплю… Днем обычно сплю, а ночью гуляю. Мне так легче. Я уже привык… Сегодня вот вышел, в поликлинику надо было. Сердце ни к черту…
– И в ночь с одиннадцатого на двенадцатое августа гуляли?
– Гулял.
– Может, слышали, как дверь под вами стукнула?
– Не слышал…
– Может, видели что-то?
– Я каждую ночь гуляю. И черт его разберет, когда одиннадцатое было, когда двенадцатое… Пойду я… – Мужчина с трудом поднял ногу, поставил ее на ступеньку и вдруг замер: – Да, дверь открыта была… В сорок седьмую… Я так запыхался, пока поднимался. Думаю, если остановлюсь, то все, дальше не смогу… Не останавливался я, мимо прошел…
– Может, видели кого-то по пути?
– По пути?.. Да нет…
– Может, что-то необычное увидели?
– Необычное?! – Мужчина возмущенно распахнул глаза. – Ну, если это вы считаете необычным! Я, например, считаю это хамством!
Степан вопросительно повел бровью.
– Мне тяжело через бордюры переступать, я обычно по дороге хожу, а не по тротуарам. А этот вылетает! Если бы я не отскочил… А как вы думаете, мне легко было отскочить?
– Кто вылетает? На чем?
– На машине, на чем еще? Насмерть чуть не сбил!
– Когда это было?
– А вот этого не помню… Или одиннадцатого, или позже. А может, и раньше… Дверь когда была открыта? Да, тогда это и было…
– Кто в машине сидел, вы, конечно, не видели? – с упреждающим разочарованием спросил Степан.
– Конечно, не видел! – передразнил его мужчина.
– И номер машины не запомнили?
– А номер машины запомнил! Должен же я был куда-то жаловаться! Там у меня записано…
Бойков сопроводил мужчину на пятый этаж, но в квартиру заходить не стал. И напрасно. Свидетель прошел в дом и пропал. Степан прождал минут двадцать, нажал на клавишу звонка. Мужчина открыл дверь, недовольно, с заспанными глазами, глянул на него. Оказывается, он забыл и о его просьбе, и о нем самом. И благополучно заснул. Пришлось напомнить ему о номере машины, который он записал на память. Мужчина внутренне напрягся, пытаясь вникнуть в смысл его слов, и Степан удрученно вздохнул. Видно, не было никакого номера…
Но сокрушался он зря. Мужчина вспомнил про номер, но прошло еще минут двадцать, прежде чем он смог найти свою запись. Но ведь нашел…
Жидкие, с рыжинкой, волосы, покатый лоб, низкие выпуклые надбровья, маленькие водянистые глазки под ними, широкий, плавно переходящий в щеки нос, узкий подбородок, тонкая шея. Черты лица мелкие, смазанные. Глупый, блуждающий взгляд, малахольная улыбка, обнажающая гнилые зубы. От него разило вчерашним перегаром. Дефективная личность, неприятная, если не сказать, омерзительная.
– Употребляли, гражданин Ларцев? – спросил Бойков, легонько щелкнув себя пальцем по горлу.
– А что, нельзя? Моя хата, что хочу, то и делаю!
– Машина у вас, а вы в состоянии алкогольного опьянения…
– Машина во дворе, а я дома. Сплю, никого не трогаю. Так что танцуйте вальсом!
Дефективный попытался закрыть дверь, но Степан не позволил. Он с силой надавил на дверь и, втолкнув жильца в глубь прихожей, переступил порог.
Не должен был Бойков ходить по чужим квартирам, но раз уж он взял след, то сам приз и возьмет. И фамилию автолюбителя он установил, и его адрес.
– Эй, вы не имеете права!
– Имею, Ларцев, имею. Ты человека насмерть сбил, – осматриваясь, сказал Бойков.
Квартира маленькая, убогая, воздух в ней затхлый, и каждая пылинка насквозь прокуренная.
– Какого человека?
– Старик с палочкой шел. Ты на машине со двора выезжал. Ночью… Вспоминай, пятиэтажный дом на улице Горького. Ночь с одиннадцатого на двенадцатое августа!
– Да не сбивал я никого! Отскочил мужик! – возмущенно замахал руками Ларцев.
– Отскочил?! Почему старый больной мужчина должен отскакивать от тебя, а? Он что, заяц?
– Не заяц… Но жить хочет…
Бойков заглянул в одну комнату, в другую. Везде бардак, но людей нет. И на кухне ни единой живой души.
– Но так отскочил… – Ларцев крутил пальцем на лбу, пытаясь сосредоточиться.
– Отскочил. И умер. От разрыва сердца. Чуть-чуть до больницы не доехал… – сказал Степан, обрывая себя.
– Да нет!
