Куда мне было деваться в таком состоянии? Я взяла курс обратно на Москву. Почему-то глубоко внутри я верила, что профессор Корсаков не был заодно с Натаном Ором. Чувствовала. Дино как-то говорил, что у меня хорошо развита интуиция. Дино говорил. Дино… Мне пришлось перевести управление в режим автопилота, так как слезы застилали глаза. Просто текли и текли, оставляя мокрые борозды. И я никак не могла остановить их. Мне даже нечем было вытереть лицо. Впрочем, в тот момент на всё было плевать и тем более на это.
Я знала, что дом профессора Корсакова — моя последняя остановка. «Если не к нему, то больше некуда», — думала я, глядя как флип уходит под воду. Я утопила его в озере в нескольких километрах от деревни. Оставшийся путь я проделала пешком. Когда я подошла к дому, то была уже на последнем издыхании. Думала, если Корсакова не окажется дома, то просто лягу у порога, накроюсь плащом, который нашла во флипе, и будь что будет. Сил у меня больше не оставалось ни на что. Даже на то, чтобы громко постучать. Мой стук вышел тихим и неуверенным. Чудо, что профессор услышал. Он открыл.
Мне хватило секунды, чтобы понять: Иван Корсаков даже не представляет, что сделал Натан Ор. Также он не знал правды про меня и Дино. Иначе не смотрел бы на меня таким взглядом. Взглядом отца, который дал мне понять, что можно опять перестать быть сильной. И тем тяжелее было врать ему. Но мне пришлось, иначе у моего ребёнка не было шансов выжить. Мне даже не пришлось что-то выдумывать. Иван был искренне уверен, что я беременна от его сына. Он носился со мной, как с самой великой ценностью на свете. Он ухаживал и заботился обо мне так, как не всегда заботятся о кровных родственниках. Я стала для него дочерью.
Между тем мне с каждым днем становилось всё хуже и хуже. Апатия давила тяжким грузом. По-прежнему ничего не хотелось, жить в том числе. Я ела, пила и дышала только ради того, чтобы родить. Кстати, я вновь перешла на мясо. Это было неконтролируемо, мне просто зверски хотелось проглотить его. Или это хотелось не мне, а тому, кто был внутри меня… Порой мне казалось, что даже там внутри он уже что-то понимает и чувствует. Я ощущала, что он разозлён. Нет, скорее даже в ярости. И его ярость высасывала из меня все силы. Мне становилось всё труднее и труднее передвигаться. В конце концов я стала большую часть времени проводить в постели. Ноги ослабели, рук я иногда просто не чувствовала. Там на Островах, находясь рядом с Дино, я была счастлива. И внутри себя я ощущала тёплый свет. И насколько приятно было то, чем наполнял меня мой плод там, настолько страшно и больно было то, что он давал мне здесь. Я ощущала что-то клокочущее внутри себя, яростное, требующее выхода. Он всё знал».
Следующая запись была сделана в настоящем времени.
«Порой у меня перехватывает дыхание от ощущения слабости. Смогу ли я сама справиться с родами? Я сама же заверяла Корсакова, что смогу, лишь бы он не обратился в репродукционный сектор, но, кажется, я совершенно не готова к этому. Нужны силы, а ребёнок забрал последние».
Последняя запись.
«Я написала Н. Ш. Я рассказала в письме часть своей истории. Не всю, но многое. Я рассказала о сыне и о том, что, возможно, когда-нибудь он придёт за помощью. Не знаю почему, но во мне живёт уверенность, что Н. Ш. не откажет ему.
Я знаю, что не переживу роды. Мне очень плохо. Он даст мне возможность выносить себя, но не больше. Знаю, что перестану дышать, как только он отделится от меня и станет самостоятельным организмом, которому больше не будет требоваться моя утроба. Но, даже зная всё это, чувствуя всё это, я не злюсь на него. Наоборот, я жажду этого освобождения, потому что не вижу смысла в собственном существовании без Дино. Я его любила. Он был моим воздухом. Теперь кислород перекрыли, и моя жизнь — мучение. В какой-то момент пришло осознание, что наш сын должен знать, кто он, кто его родители и почему они не рядом с ним. Придёт время, и он станет задавать эти вопросы, и не думаю, что кто-нибудь будет способен ответить на них. Поэтому я решила собрать все свои записи и залить их на флеш-кристалл в правильной хронологической последовательности.
Да, я записала всё это для своего ребенка — для тебя, Адриан. Это мой единственный подарок, сын, — твоя история. Думаю, также как и для твоего отца, знания станут для тебя главной ценностью. Больше у меня нет сил даже на то, чтобы писать. Совсем плохо. Кажется, это произойдёт сегодня ночью. Ты появишься на свет. И чем бы это ни закончилось, помни всегда, что я люблю тебя, Адриан.
Твоя мама».
Глава 12
Племянник
Макс был в полнейшей прострации от прочитанного. Он был поражён, оглушён, раздавлен. Уронив руку с манипулятором, он смотрел в противоположную стену. Он смотрел сквозь неё и видел измученную сестру, которая в последние дни своей жизни писала это послание для сына. Сына? Сына?! Как «это» могло быть сыном Софии? Его племянником — тут же возникла еще одна безрадостная мысль. Это же монстр, демон, сын демона-абсолема… или как там его…
Сознание Макса просто разрывалось на части, в мыслях был полнейший разлад и беспорядок. С одной стороны — его милая София, с другой — абсолем, демон разумный. Кого они создали? Что получилось в результате этого сумасшедшего, больного, ничем не оправданного союза, союза, нарушившего все законы природы?
Макс решил, что ему нужно выпить чего-нибудь крепкого. В этой ситуации это было наиболее правильным решением. Проблема лишь в том, что он и так уже был опьянён прочитанным. Он не был уверен, что сможет крепко стоять на ногах, если решится встать. У Софии остался ребенок… Мысли пошли по кругу.
Сколько он так просидел, Макс не осознавал. Наконец он встал и прошёл на кухню. Холодильник, щелчок пивной крышки, несколько больших глотков. Бесполезно. Шкаф, бутылка виски, несколько больших глотков. Никакой разницы он не почувствовал. Макс вспомнил, что у него где-то спрятана бутылка солёвки. Ее уже не продавали, она осталась у него ещё с тех времен, когда он работал в рейдах. Кажется, сейчас было самое время для этого напитка. Макс порылся в глубине нижнего шкафа и извлёк крошечную пыльную бутылочку без пробки или затычки. Она вообще была без каких-либо отверстий. Макс сбил ножом оплавленную верхушку бутылки и приложился к ней. После первого же глотка его передернуло, нутро всё запылало, он еле устоял на ногах. Неудивительно, что солёвку запретили.
Макс вернулся в гостиную и вытянулся на голом полу. Теперь он понимал, что не Дино обчистил библиотечное хранилище, уничтожил лабораторию Натана Ора и похитил ампулы с веществом лимба. У того было стопроцентное алиби — он был мертв. Но тогда кто? Его отпрыск, которого выносила София? Но ему сейчас не больше восемнадцати. Практически ребёнок. Макс задумался — применительно ли это слово к существу, которого зачал демон? С другой стороны, матерью этого существа была София, его сестра. Макс приподнял голову и сделал ещё один глоток солёвки. Вернувшись в исходное положение и сложив руки на груди, он подумал о Корсакове. Старик обманул его. Конечно, он сразу же обнаружил, что у ребёнка Софии два сердца. Так что же он сделал? Убил младенца? Вполне возможно. Зная, кто отец этого ребенка, так поступил бы любой нормальный человек, а у Корсакова к тому же была кровная обида — Дино убил его сына. Смог ли старый профессор совладать с собой?
