– Тогда кто исчез? – по моему встопорщенному, как терновый куст, и решительному виду принц понял, что заслужить прощение за бесчестную игру иллюзий он может только чистосердечным признанием.
– Отец, – вздохнул он. – Снова. Ты видела, что с ним сделали, даже когда вся сила была с ним? А сейчас… – принц резко отвернулся, и голос его дрогнул. – Сейчас он совсем беззащитен…
И столько боли прозвучало в его словах, что я простила этому избалованному, высокомерному и бессердечному негодяю все. Почти все. Ну, кое-что, если быть точной. Даже и не знаю, что именно.
– Лика, ты последняя говорила с Сатарфом. Скажи, что произошло после того, как вы ушли из той лачуги? Он вернул тебя в Башню трех принцесс, это я уже знаю. А потом?
– Там с ним говорили Кикируся, Шурш и… богиня Лойт.
– Богиня? – изумленно взлетела смоляная бровь. – О чем?
– Не могу сказать.
Глаза Дьяра потемнели, тени по углам аудитории приобрели зловещую глубину.
– Лика!
– Не могу, Дьяр. Но я скажу, что владыка был сильно огорчен, когда богиня показала ему мою мать.
– Фальшивую или настоящую?
– Настоящую.
– И что же его так огорчило?
– В тот момент она была с мужчиной.
– Понятно, – принц помолчал, как-то странно оглядев меня потемневшими глазами, словно только что увидел и зрелище его не обрадовало. – Будем надеяться, что у отца просто приступ гнева. Тогда я знаю, где его искать. Спасибо, Лика!
Он порывисто обнял меня за плечи, чмокнул в щечку и тут же исчез, закутавшись в крылья. Я даже не успела рассердиться. Или не захотела, кто меня поймет?
Миранда и Зулия были очень удивлены, когда, устав ждать, заглянули в аудиторию и обнаружили меня одну-одинешеньку.
– А где Ирек и Шан? И принц?
– Я их убила и развеяла. Надоели все.
– О! Тогда идем обедать. Это дело надо отметить.
Отметить мы решили в башне, но там выяснилось, что все запасы съестного пожрал Шурш. А Шу и Шурку мы обнаружили в корзинке с последней бутылочкой вишневого ликера. Обе тварюшки присосались, выпустив тончайшие волосинки, проникшие даже сквозь поры пробки.
– Сволочи! Алкашки! – отодрала Зулия ставшую темно-красной шкурку Шурки, невыносимо пахнувшей проспиртованной вишней.
Шу при нашем появлении забилась в угол и благоухала мятой. Мятной настойки в наличии тоже уже не было. Вздохнув, девчонки отправились в город пополнять припасы, а меня отправили выпрашивать у Кикируси птичью клетку для провинившихся хеммо.
Глава 11
Царица Эльда выходит на охоту
Обряды прощания у оборотней заняли немало времени, и Эльда успела и отдохнуть, и сверить полученные карты с данными тайной стражи – не соврали ли прожженные контрабандисты, чтобы себе цену набить. Дурой царица не была и в волчью преданность не верила ни на грош.
И навестила главный храм Лойт, чтобы поругаться с богиней, позволившей некоторым старым темным прохиндеям и юным негодяйкам лицезреть царицу в неподобающий момент. Но даже не это приводило ее в бессильную ярость. Такую, что почти пролетела недлинный путь от дворца до главного храма, идеальной перламутровой полусферой возвышавшегося в самом центре столицы.
Царица, не обращая внимания на жриц и внутреннюю храмовую стражу, ворвалась в главный зал, где сидела на большом мраморном троне статуя богини, одетая лишь в серебристые цветы, спугнула стайку семилетних девочек, готовившихся к первому посвящению.
– Оставьте меня все, – приказала Эльда, и зал за минуту опустел. «Хоть какая-то привилегия», – усмехнулась царица, – как бывшей старшей жрице, ей позволено было обратиться к богине без посредников.
– Как ты допустила, Лойт, чтобы этот темный мерзавец прикоснулся грязными лапами к Лике? Ты могла защитить мою девочку! – Эльда непочтительно облокотилась о колено сидящей статуи Лойт и даже пристукнула по нему кулачком. – Богиня ты или истукан бессердечный?
– Кулак не отбей, дорогая, – вяло огрызнулась богиня. Каменные губы статуи чуть шевелились, и зрелище было жутковатым, но царица, как бывшая жрица, и не такое видела, чтобы пугаться. – Подумаешь, невинный поцелуй…
– Она еще ребенок!
– Ее совершеннолетие через две луны, какой ребенок? Ревнуешь, Эльда?
– Нет!!! – рявкнула, с такой силой обрушив кулак на неповинный камень, что и впрямь отбила руку. Затрясла, дуя на пострадавшую конечность.
Богиня тихо засмеялась.
– Ревнуешь. До сих пор. Я же вижу в твоем сердце, не спрячешься. Он, кстати, тоже взбесился, когда тебя увидел с этим… И целовал он не Лику, а тебя, глупая. Твоя дочь в парике так похожа на тебя, точнее, на ту невинную девочку, которая передо мной трепетала лет двадцать назад. Конечно, не на эту мегеру, какой ты сейчас стала.
– Ты сговорилась с моей суэнни!
– И что с того? Я не хочу потерять тебя, Эльда.
– Я давно уже не твоя жрица! Скорее, ты хочешь любой ценой заполучить Сатарфа и вернуть свои храмы в его страну. Но ты не учла, что демоны и любовь несовместимы. Лику я им не отдам. И уж тем более не такому бессердечному старому хрычу. Он ей в деды годится!
– О нем и речи нет, – поспешила согласиться Лойт.
– И его сын тоже ее не получит! Никаких темных, хватит!
– И это я слышу от демоницы?
– Не чистокровной, прошу заметить. Я еще и сельо. Ты все время это забываешь.
– У Сатарфа есть еще один сын. Славный мальчик.
– Бастард? Да ни за что! Никаких темных, я сказала! К демонам демонов!
– И что ты сделаешь?
– Я царица на этой земле. Закрою твои храмы по примеру соседей.
Лойт помолчала с минуту. Вздохнула.
– Ты же не пойдешь на это безумие, дорогая? Ты же первая лишишься всей лунной магии.
Вот она, оборотная сторона сделки с богами. Царица задумчиво оглядела посиневший кулак.
– Еще как пойду, если с моей дочерью что-нибудь случится. А сила… Магия сельо, повелительниц драконов смерти, была и до лунной богини, она от самих Серых Пределов, от земли нашей изначальной. Мне хватит и того, что останется, чтобы удержать царство. И, кроме того, я темный магистр. Забыла?
– Ты поклонишься Сатарфу? – приподнялась каменная бровь. – Иначе как ты вернешь себе благословение Тьмы?
– Все равно ты не держишь своих обязательств, Лойт. Оборотни сказали, что под моим носом, чуть ли не под стенами дворца, завелась хисса. Почему ты не сообщила мне? Она же была твоей девой, прежде чем превратилась.
Статуя, оживленная присутствием богини, опустила каменные веки слепых глаз. Сказала с грустью:
