– Эльда, ты не понимаешь, что происходит. Этого даже моя верховная не понимает… Я слепну и глохну. Я перестаю слышать своих жриц. Только через посвященный мне селенис. А много ли их у нас? Потому и не сказала о хиссе, что услышала о ней только от тебя. Потому и не увела вовремя Лику от владыки.
Царица с сочувствием погладила каменное колено истукана.
– Что, так все плохо?
– С каждой новой жертвой злодея все хуже, – прошептала Лойт.
– Получается, моя девочка, ушедшая по твоему приказу в сердце Тьмы, там сейчас беззащитна?
Богиня не ответила.
– Молчишь?! – тут же вспыхнула Эльда. – Ты же знала, что не сможешь ей помочь, если понадобится, и все равно отправила ее туда! К убийце в лапы! Приманкой! Ты не богиня, Лойт. Ты кровожадное чудище!
Развернувшись на каблуках, царица выбежала из храма.
* * *
Едва стих грохот ее каблуков, из боковой двери, скрытой за колонной, выскользнула женская фигура в белом плаще с низко надвинутым капюшоном, почтительно склонилась перед статуей. Затем придирчиво осмотрела мраморное колено – нет ли трещин.
– Какое кощунство! – проскрипел голос старой девы. – Эльда совсем теряет разум. Не пора ли нам сменить владычицу Серых Холмов, моя богиня?
– Уж не на тебя ли, верховная?
– Почему бы и нет? Мы объединим духовную власть с мирской, и это будет расцвет твоих храмов. Уж я-то никогда не поднимусь против тебя, богиня. Мои жизнь и сила полностью в твоих руках, – жрица подняла голову, чтобы взглянуть на бесценные селенисы, украшавшие голые груди статуи, и капюшон слетел, открыв моложавое, тщательно припудренное длинноносое лицо. Но никакая магия, никакие снадобья уже не могли скрыть ее старости.
Селенисы в ожерелье богини мягко осветились.
– Я подумаю, Вайра. Следи пока за каждым ее шагом.
– Непрерывно слежу, богиня. Но сегодня – самый подходящий момент. Эльда собирается устроить облаву на болотах. На молодую и голодную хиссу. Тварь может оказаться неожиданно сильна, если ты поможешь ей, как бывшей лунной деве, и одновременно лишишь Эльду своего благословения за кощунство. Пусть царица попробует сражаться без лунной магии. Тогда эта нахалка поймет, на кого посмела поднять руку, и ее гибель станет назиданием для остальных.
– Ты так боишься, что она станет верховной вместо тебя?
– Ей не стать, ее сердце давно мертво. Там нет места для любви, а значит, и для тебя, великая госпожа.
Смех Лойт раскатился по огромному храму чистым хрустальным звоном.
– Уж не читаешь ли ты в сердцах лучше меня, Вайра? Ты стала чересчур стара и завистлива. И твое сердце уже давно не радует меня. Позаботься лучше о своем, а не о чужом.
* * *
Последней каплей для Эльды стало возвращение во дворец, где она обнаружила, что в ее защищенном стенами и заклинаниями кабинете, на ее собственном столе, обладавшем дополнительной защитой, лихорадочно мерцает белая лилия. Словно маяк в бурю.
– Какого Хурга! Опять любовное письмишко! Как он посмел?!
Царица брезгливо подняла цветок за кончик стебля и только собралась вышвырнуть, как белые лепестки осыпались, сложившись на лету в лист бумаги, испещренный рунами. Эльда, мгновенно выхватив взглядом слово «Лика», рухнула в кресло и вчиталась. Из дрогнувших в отчаянье губ вырвался стон:
– Боги! Этого и следовало ожидать. Мерзавец! Берра!
– Что случилось, госпожа? – стражница тут же явилась и замерла в изумлении, увидев слезы в уголках глаз царицы.
– Алиан прислал письмо.
– Да он каждый день достает то цветочками, то бабочками, не успеваем отлавливать, – смутилась начальница охраны.
– На этот раз счастье, что не уничтожили письмо. Алиан сообщает, что получил послание от Сатарфа. Владыка Темного Трона взял в заложницы нашу дочь. А Лойт, эта… рррр… даже не намекнула мне, дрянь бессмертная!
– И каковы требования Сатарфа? – осторожно поинтересовалась воительница.
– Алиан не написал. Та еще бестия! Ты не помнишь, куда я зашвырнула его слишком болтливый портрет?
Берра хмыкнула, почесала изящный носик.
– Помнится, в клочки порвали еще лет десять назад.
– Не может быть! Его и Хург не порвет. Он же магический. В воде не тонет, в огне не горит, дерьмо такое. Самовосстанавливающийся и, лихо его забери, самовозвращающийся из любой задницы!
– Тогда надо посмотреть в вашей заброшенной спальне под подушкой, – улыбнулась стражница.
Впервые портрет появился именно там, вспомнила царица. Потому и пришлось ей бежать из собственных комнат в собственном дворце. Выселил ее, гад такой.
– А в моих прежних покоях еще осталась подушка?
– Если не рассыпалась от старости. Там ничего не трогали. Вы же замуровали дверь, когда не смогли от портрета избавиться.
– Да… припоминаю… – Эльда нахмурила лоб, с ненавистью глянула на письмо, словно в нем и заключался источник всех ее бед. И носил этот источник имя Сатарф. – Что ж, пойдем ломать стену.
Обе отправились в замурованную спальню коротким путем: через купальню, куда прежде тоже был выход из заброшенного помещения. Долго спорили, где именно была дверь, пока Эльда в раздражении не снесла полстены заклинанием. Когда осело каменное крошево, открылись унылые, серые от пыли покои, заставленные резной мебелью. Резьбу уже было не видно под паутиной.
А ведь прежде они были волшебно прекрасными, как и полагалось царице Серых Холмов: серебристо-жемчужные, с нежнейшими лунными оттенками задрапированных узорным шелком стен и покрывал на ложе. Когда-то узоры на них были живыми – плавно меняющимися под взглядом пейзажами удивительной красоты. Теперь же в комнате все мертво застыло.
Эльда прошла к роскошному ложу под когда-то белоснежным кисейным балдахином, выглядевшим теперь, как картон.
– Откуда здесь столько пыли и паутины? И на кого тут охотятся пауки? На пыль? – удивилась Эльда и чихнула. Берра пожала плечами.
Царица, осторожно приподняв подушку в батистовой (теперь материал напоминал ржавый железный щит) наволочке, извлекла небольшой, с две сложенных ладони, портрет в тонкой светящейся рамке. Вот на нем не было ни пылинки. И голубые глаза изображенного светловолосого мужчины ярко блестели, как живые. Портрет улыбнулся, когда царица провела по нему кончиками пальцев, активируя заклинание.
– Здравствуй, возлюбленная моя Эльда, – проникновенным баритоном заговорил мужчина.
– Твоя? – фыркнула царица. – Никогда не была твоей, Алиан.
– Никогда?
– Один раз не в счет. И лучше не напоминай. Не начинай старую песню, иначе я отдам твой портрет на съедение дракону смерти. Уж тогда-то твоя магия не сможет его мне снова всучить.
