– Разве я сказал – бросить насовсем? Мы обретем крылья и вернемся. Я даже смирился с тем, что ты не будешь моей полностью, и мне придется делить твою любовь с твоей короной.
– Вернемся? Через сколько лет? И не получится ли так, что вернемся мы на могилы наших детей и руины государств?
– Не получится. Я все рассчитал. Сращение с зародышем дракона смерти займет не больше месяца-двух, а ритуал, к которому готовится наш враг, – через три. Главное для меня – пройти начальный этап обретения крыльев. Раскрыть их можно и позже, когда мы найдем убийцу. Сейчас он думает, что я растоптан, сброшен со счетов. А я вернусь в полной, еще более грозной силе. Вот тогда у него не останется никаких шансов.
– В тебе говорит только месть.
– О да! – не стал отрицать Сатарф. – Но это мой долг.
– Но не любовь ко мне.
– Не надо проповедей, Эльда. Я осведомлен, что твое ложе – тот же храм любви, но прошу удержаться.
Царица вспыхнула. Адская смесь гнева, смущения, досады. И тут же она сжалась в страхе, что гинья поглотит ее тело и разум. Но близость с любимым уже изменила ее настолько, что призрак твари отступил навсегда. Рагана оказалась права: только Сат мог ее излечить. Только единственный, кому она раз и навсегда отдала сердце.
Уловив перемену в настроении царицы, владыка обнял ее сзади, скользнул губами по ее шее.
– Ты просто забыла, что такое полет, любимая. Из-за меня ты лишилась крыльев, и я, когда узнал от Лики, на какую участь обрек тебя своей гордыней и невежеством, поклялся, что сделаю все, чтобы вернуть тебя. Чтобы ты стала такой же, как прежде. Неуловимой лунной птицей, танцующей среди звезд.
– Юность уже не вернуть.
– Сейчас ты сильней и еще прекрасней.
– Ты льстишь мне, демон. И почему ты молчишь о главном? Соединить душу с крыльями дракона возможно только через смерть.
– Не тебе. Ты – часть меня, родная моя. Моей жизни хватит на двоих. Через мою смерть и возрождение и ты вернешь крылья. Это случится, даже если ты не пойдешь со мной.
– Мне они не нужны такой ценой, Сат. Я люблю тебя и бескрылого, и… любого. И всегда буду любить. Но я не знаю, кем ты станешь. Кем вернешься? Останется ли в твоем сердце любовь ко мне? Смогу ли я любить тебя, если ты безвозвратно изменишься, станешь другим? А если ничего не получится и ты не вернешься?
Он прижался лбом к ее плечу.
– Эльда, родная моя… Это будет не настоящая смерть, не окончательная. Просто переход из одного состояния в другое. Разве это смерть?
– Не знаю. Этого никто не знает, даже сами драконы. Слишком древняя легенда. Может, в ней нет и крупицы правды.
– Вот и проверим.
– Откажись от этого безумства, прошу тебя, – глотая слезы, она развернулась в кольце его рук, обняла его крепко-крепко, словно в последний раз.
Он покачал головой:
– Не могу. Не сумею жить бессильным калекой. Это не для меня. Не жизнь.
– Сат, любимый… – она все понимала. Его не остановить. Да и нужно ли? Гордый демон, привыкший к силе и власти, перестанет быть самим собой, если смирится. – Я буду молиться за тебя Небесам, Сат.
– Через пару месяцев я вернусь к тебе сильным, Эльда. В конце концов, твой муж и царь Серых Холмов должен быть настоящим мужчиной, чтобы держать твоих девчонок в железном кулаке и ни у кого не возникло бы сомнений, что я имею на это право. И для Лойт это будет пренеприятным сюрпризом, что меня уже сейчас окрыляет.
– Сат! – сквозь слезы улыбнулась Эльда.
– А ты надеялась, что я соглашусь на роль безмолвного домашнего половичка для твоих стройных ножек?
– Нет, но…
– Или ты уже передумала брать меня в мужья? Да, мужского гарема у тебя не будет. И женского, – на всякий случай уточнил владыка, а то кто их знает, этих амазонок, кроме богини Лойт. – Буду только я.
– Согласна! – царица побыстрее накрыла его губы поцелуем, чтобы еще чего-нибудь не наговорил. И без того они потеряли восемнадцать лет счастья быть вместе. Счастья, которое закончится уже завтра.
Маневр удался: Сатарф охотно отвлекся на изучение еще не изученных тайн ее гибкого и чуткого тела, откликавшегося на каждое прикосновение, на каждое его невысказанное желание. Они сливались не столько телами, сколько душами, их сердца бились в такт, как одно на двоих сердце – огромное, во всю Вселенную.
Глава 16
Свободу мне, свободу!
Поглотившая мир Тьма схлынула и растаяла, и я обнаружила, что осталась одна на чердаке башни. Рванулась к двери… Проще стену проломить. А ведь только что дверь была распахнута! Вот только что! Уже все запоры целенькие и не открываются. У-у-у… демоны! Меня заперли! За что? Я-то вино не утаскивала из погреба, только владыку и дракона.
– Шурш! – заорала я.
За дверью что-то всхлипнуло, но на крыше ожили горгульи, подняв невообразимый гвалт, и я ничего не расслышала.
Чердачные окна крохотные, не пролезть. Да и высоко, под самой крышей.
А там, в Серых Холмах, мама наверняка отрывается на темном принце за все грехи его папочки. И это сейчас, когда я уже почти телохранительница!
Ушибив бока и руки о твердокаменную дверь, я принялась за штурм окон. Подвинула стол вплотную к стене, водрузила стул, на него еще один. Все равно не достала. И там наверняка магические замки.
Села на край стола и свесила ноги, пригорюнившись. Что делать? Меня тут в жизни никто не найдет, хоть заорись. Покричала, кстати. Стоило открыть рот, как грянул хор горгулий и заглушил. Шеи бы свернуть этим каменным курицам!
На полу сиротливо стояла ополовиненная бутылка вина. Отпила. Подумала. Еще отпила за упокой Дьяра. Хорошее вино – бодрит, а не пьянит. И за упокой владыки, если он к мамуле подался – а куда еще? – тоже выпила. Три раза.
Потом бутылка резко опустела. Опять какая-то демонская магия!
Взгляд обшаривал стены, но выхода не находил. Небольшой камин – и тот перекрыт. Стоп. Этот камин – у другой стены, не у той, где наш. Я оглянулась. Точно. Широченный дымоход от нашего камина тянулся по противоположной стенке. А этот – более компактный.
Заглянула внутрь, принюхалась. Птичьим пометом и адептами не пахнет. Но ход узкий, не пролезть, черный от копоти, а наверху – крохотное, но светлое пятнышко будущей свободы. И позорной смерти от каменных клювов.
Пятнышко исчезло: его заткнула голова чудовищной горгульи и оглушительно гаркнула.
Ну, Лойт, богиня любви, и что твоей жрице делать? Выпить за упокой свободы и то нечего.
Но ведь я – сельо! Маленькая сельо. Беспомощная, совсем как неоперившийся цыпленок горгульи. Одинокий, всеми брошенный птенчик. Провалился в дымоход и не может выбраться…
Горгульи на крыше замерли. Потом грянул такой истошный гвалт, какого мы с девчонками не слышали, даже когда вся Академия штурмовала Башню трех принцесс.
