А там еще Ирек, который не станет спокойно смотреть на произвол Зарги. И для всех остальных он никто. Убьют, не дрогнув. Так ведь не даст бастард себя просто так убить, само собой.
Вдвоем братья скрутят Заргу, надо надеяться. Но остальные-то тоже не останутся зрителями в театре. А это – лучшие дети кланов. Ну, хорошо, самые лучшие – в гвардии владыки и наследника, но и личная охрана Зарги – не последние демоны в Тархареше. Последствия бойни – и физические, и политические – трудно представить.
Что же делать, Тьма? Причем немедленно и глобально!
И Дьяр решился на куда большее преступление, чем его сестра, – перенести дворец без санкции владыки.
А это то же самое, что захватить Темный Трон. Одно и то же. Не захватив, не перенесешь.
Никогда никто, кроме владык, не посягал на тайну живых камней. Никто иной не приказывал им. Даже наследник не имел права, пока сам не наденет корону владыки и не возьмет всю полноту и силу Тьмы.
Хватит ли у него мочи, принц даже не задумывался. Нет, конечно. Ну, не перенесет, так хотя бы пошатнет. Достаточно для того, чтобы Зарга и ее личные холуи забыли о Лике.
Дьяр, бросив опасливый взгляд на бушевавшую внизу сестрицу – не вздумала бы она, потеряв терпение, атаковать приближавшихся к ловушке Лику с группой поддержки, – перенесся на самый нижний ярус дворца.
* * *
Вопреки расхожему мнению о подземельях, доходящих до самого Ада, в цитадели Тьмы даже погребов отродясь не бывало. Ни к чему они демонам.
Припасы хранились на государственных складах под строжайшим учетом, оружейням тоже свое место, да и демон сам себе и оружие, и оружейня.
Пленников не водилось совсем. Трупам место на кладбище. Врагов Темный Трон уничтожал на месте, допросы виновных устраивал там, где изловил, и привычки среди правящей династии не было держать кого-то на цепи и пытать с чувством, толком и расстановкой. До рождения Зарги не было, но и она свое родовое гнездо не пачкала.
Но слухи о жутких катакомбах, где стонут по ночам на дыбах и в тисках ободранные заживо заключенные, исправно насаждались и поддерживались правителями. Дабы всякий демон боялся и трепетал, а их враги тем более.
С ролью стенающих мучеников успешно справлялись баньши, прикормленные кем-то из владык-предшественников.
Дежурная баньши, разбуженная свалившимся ей на голову принцем, подавила зевок и издала испуганный вскрик, перешедший в душераздирающий стон.
– Отставить! – поморщился Дьяр.
Слегка светившееся полотнище потускнело и замолчало. Баньши подобрала подол савана, изрешеченный рваными дырами, присела в поклоне. Позади нее просматривался освещенный багровым коридор.
– Скажи-ка, милейшая, а как мой отец перемещает все это громадье?
– Мановением левой руки, вестимо, – слегка визгливо отозвалось существо.
– И куда он руку возлагает? На какой артефакт?
Баньши растерянно колыхнулась, что было эквивалентно пожатию плечами.
Дьяр, приказав нежити исчезнуть, прошел по коридору.
Пара поворотов, столько же каверзных ловушек, которых он, будучи наследным принцем, и не заметил, и демон оказался перед массивными двустворчатыми дверями, запечатанными заклинанием Тьмы и усеянными такими острейшими железными зубами игл, что акула обзавидуется.
Едва он пересек невидимую черту, шипы вытянулись змеями, обвили пришельца коконом из колючей проволоки, прошли сквозь одежду и коснулись кожи напротив сердца.
Дьяр попытался шагнуть. И тут же неимоверная боль пронзила его. Одежда мгновенно намокла от крови. Принц не дернулся, затаил дыхание, понимая, что как никогда близок к смерти. Иглы придвинулись к самым глазам.
– Только посмей! – прошипел Дьяр.
Он ощущал себя бабочкой, нанизанной на шип. Голова кружилась, ноги подгибались. А если дух-хранитель не признает его право войти в сердце Тьмы?
На синие глаза охранное заклинание не покусилось. Напившись царственной крови, иглы убрались.
Железное полотнище двери стало гладким и сыто лоснилось, а на поверхности проступили фиолетово мерцающие руны и рисунок печати темных владык. Дьяр приложил окровавленную ладонь к печати. Кожу щекотнуло, словно пес прошелся языком, и кровь исчезла, раны от игл затянулись. Но препятствие не пошевелилось.
– Открой! – приказал принц, уже искусавший губы от нетерпения.
– Да с чего бы? – вредным Кикирусиным тоном поинтересовалась дверь.
– Надо.
– А что дашь?
– Крови мало попила? Тогда – пинка.
– Тьфу, грубиян. И не стыдно?
– Некогда мне стыдиться. Открывайся! – Дьяр, разозленный, что время уходит, пока тут охрана капризничает, демонстративно занес ногу.
– Как был невежей, пиратское отродье, так и помрешь, – проворчала дверь. Створка нехотя, с издевательским скрипом, начала открываться. Принц все-таки ее подопнул, чтобы поторопилась. Дверь взвизгнула. – Поаккуратнее, больно же! Тебе вообще сюда нельзя, неслух настырный. Мал еще. Ишь, и кровищи не пожалел, лишь бы поперек батьки пойти. И чего приспичило?
– Совсем распустились без папы! – огрызнулся принц, входя в кромешный мрак зала.
Как выглядело сердце Тьмы, не смогла бы рассмотреть и она сама.
Во-первых, ни искры света тут никогда не бывало. Во-вторых, попробуйте сами взглянуть на собственное сердце изнутри.
Дьяр замер, ощущая себя лишь каплей безымянной и бессловесной темной крови, растворенной в океане первозданного мрака.
А через миг он начал падать: опора под ногами исчезла, разверзлась бездонная пучина. Принц взлетел, пытаясь удержаться, но его засасывало вниз, как щепку в гигантский водоворот.
– Кто посмел?! – оглушило его чудовищным рыком.
Что-то вошло в него, разорвав сердце в клочья. Теперь он ощущал себя то ли бабочкой со вспоротым брюшком, то ли комком вывернутой плоти: Тьма впилась в него, копалась в мозгах, кишках и жилах.
– Недостоин! Прочь, морское отродье! – отвергла его Бездна. И швырнула в другую.
Он падал в пропасть, а со дна поднималось к нему нечто огромное, жуткое, жадное. Клокотала чья-то злобная ярость. Выстреливали навстречу огромные тугие щупальца. Дьяр не видел их, но откуда-то знал. По свисту, словно хлестала чудовищная плеть. По ледяным порывам ветра, обдиравшим кожу и норовившим оборвать его крылья.
Принцу пока удавалось уворачиваться от ударов. Но он падал, тщетно взбивая воздух крыльями. Они его не держали.
Принц мысленно воззвал к Матери-Тьме.
Но ответил почему-то отец Сатарф, и весьма свирепо:
– Какого Хурга лысого ты сюда сунулся, мальчишка?! За моей короной явился? Невтерпеж стало? Решил, что со мной все кончено? А не рано?
