– А продолжать особенно нечего… Люди привыкли обманывать себя, твердя о возвышенности и чистоте любви. Но это всего лишь красивые фантики, в которые человеки предпочитают заворачивать свое говнецо. Тот, кто понимает суть людских отношений, кто не имеет привычки лгать себе, тот не нуждается в фантиках. А мы с тобой, я думаю, относимся именно к этой категории. Ты согласен?
– Допустим, – осторожно ответил Кис. – И что из этого следует?
– Что следует? Ты еще не понял? Из этого следует вот что: зачем нам все эти побрякушки и погремушки, если мы с тобой понимаем друг друга и можем…
Она вдруг остановилась.
– Прости, это глупо, – пробормотала она куда-то в сторону.
– Что – глупо?
– Я… Не знаю… Вся эта философия… Это ни к чему.
Ей вдруг стало неловко торчать перед ним посреди комнаты, и она прошла к креслу, плюхнулась в него поперек, ноги на один валик, закинутая на руки голова – на другой. Блестящие волосы свесились вниз.
– Прости, я собиралась сказать какую-то глупость. Вернее, хотела пошутить, но неудачно.
Она приподняла голову, поймала его взгляд и попыталась улыбнуться.
Конечно, Алексей ей не поверил. Ни ее жалким заверениям о шутке, ни ее жалкой улыбке – попытке улизнуть от начатого ею же разговора. Кис сгорал от нетерпения услышать продолжение, каким бы оно ни оказалось для него. Это, в конце концов, была для него первая возможность говорить о своих чувствах – в весьма неожиданном контексте, да, но оттого не менее сладостная и мучительная…
– Договаривай, Александра, – строго произнес он, щуря глаза, чтобы не выплеснулась и не затопила ее с головой обжигающая волна его неразделенной любви.
Александра посмотрела на него, решаясь.
– Видишь ли… Я хотела тебе предложить…
И она снова замолчала, поникла – вдруг напомнив ему Ксюшу, ее младшую сестру, с ее непосредственной повадкой, которая так несвойственна Александре…
Кажется, он начал догадываться. Не очень сам верил, но все же догадывался.
Но сказать не смел.
И Александра молчала.
Пауза.
Кис вдруг понял, что сейчас она возьмет себя в руки, вспорхнет с независимым видом, сошлется на что-нибудь и выпроводит его, чтобы положить конец неудачному и несостоявшемуся разговору. И потому, обмирая от собственной наглости, тихо произнес:
– Ты хотела мне предложить некий… скажем, альянс?
Сейчас ответит: совсем спятил, старина? Я да ты? Какой альянс, очнись!
Александра приподнялась на локте, вскинула на него удивленные глаза. С легкой усмешкой повела головой, чуть пожала левым плечом. Это означало примерно следующее: «Ты прав, но как ты догадался? Ведь мужики такие тупицы…»
Александра неуверенно кивнула ему в ответ, как будто никак не могла выбрать между «да» и «нет».
– Зачем тебе? – спросил Кис еще тише и немного грустно.
Она перевернулась, спустила ноги на пол, тряхнула волосами, будто отгоняя внезапно нахлынувшую на нее робость, столь непривычную для нее.
– Алеша, ты классный мужик, понимаешь? Мне с тобой невероятно хорошо, мне хочется, чтобы ты был чаще рядом, мне хочется… Ладно, откровенно так откровенно: с тех пор у меня ни разу не было мужчины. Я не хотела, я думать не могла об этом. Но вот постепенно тело стало выходить из летаргического сна, душа тоже, кажется… стали появляться желания…
– «Чего-то хочется, а кого не знаю»? Так, что ли?
– Не смей мне хамить! Я знаю! И чего, и кого!
– Я так должен понимать, что меня?
– Тебя, Кис.
У него мгновенно закружилась голова, как от бокала шампанского натощак. Но самолюбие упрямо гнуло свое:
– Ты меня не любишь. Правда же?
– Алеша, зачем тебе это? Не играй в юного пионера, пожалуйста.
– Ты меня выбрала, да?
– Ну, если хочешь…
– То да. Ты выбираешь из тех, кто тебя любит… Это очень удобно, никаких дополнительных усилий не надо… И меня ты выбрала, потому что тебе со мной хорошо душевно, тебе со мной легко, комфортно. Мы друзья. Ты мне доверяешь. Ты знаешь, что я тебя никогда не обижу и не предам… Я, как старый халат, – дешевый и не самый красивый, зато самый удобный… И почему бы нам не добавить к этому еще и постель… Тем более ты знаешь – я люблю тебя… И знаешь давно – с тех самых пор, когда мы познакомились, и знаешь это даже лучше, чем я сам… Я прятал от себя, я даже не надеялся… И теперь я должен быть счастлив, что мне вдруг такое обломилось… Так?
Александра смотрела на него с угасающей улыбкой. Она не знала точно, к чему ведет Кис, она потеряла нить управления их сегодняшним разговором, который планировала провести совсем иначе – кокетливо и легко соблазнить мужчину, который должен был, преисполнившись счастливой благодарности, просто лечь ковриком у ее кровати…
– Ну, так… Или почти так. Я стала очень брезглива после той истории… Ты – единственный мужчина, к которому я смогу прикоснуться.
Александра вдруг прищурила глаза и произнесла почему-то зло:
– Ты – чистый, Алеша… Как ты догадываешься, это вопрос не ежедневного душа, а души.
– Ты злишься оттого, что раз в жизни сделала комплимент? – попытался разрядить атмосферу Кис.
Но Александра взорвалась:
– Черт возьми, как только скажешь доброе слово, так тебя запишут либо в дураки, либо в льстецы! Ты что, Кис, не привык к искренности? Или к добрым словам не привык?
– Я не привык их слышать от тебя… – склонил голову набок Алексей, разглядывая ее в ярости. – Но если ты будешь делать это почаще, то я смогу, пожалуй, и пристраститься… – Он улыбнулся.
Но Александра не ответила на его улыбку.
– Ответь! – потребовала она.
Алексей молчал. Забытая на лице улыбка зависла, как у Чеширского кота.
– Я устала, Алеша, – произнесла Александра грустно. – Устала быть одна. Ложиться в холодную постель… Отбиваться от разных придурков… Женщине нужен мужчина, так устроено природой. Нужно чувство защищенности, нужна ласка, нужно… Многое нужно. А мужчине нужна женщина… Собственно, ты скажи мне прямо: тебя это не устраивает?
– Нет.
– Все или ничего?
– Никогда не принадлежал к экстремистам. Но в данном случае, пожалуй, можно сказать и так.
В душе вдруг стало пусто. В джинсах тоже.
Кис повернулся к столу и допил холодный кофе.
Александра молча наблюдала за ним.
Алексей неловко встал, собираясь уходить.
– Я… Прости… Дела…
– Конечно.
Кис вышел в коридор.
– Ты обиделся? Даже не поцелуешь меня на прощание? – неожиданно прозвучал за спиной тихий, смиренный голос Александры.
