Садовников остановился в дверях, когда услышал последний вопрос.
– Тебе Иквина говорила про последнюю фразу, которую нужно вложить в уста главному герою?
– Говорила, Александр Завенович. «Мессия – не я. Мессия – это тот, кто придет следом за мной».
– Правильно!
Глава 18
В надеждах на лучшее
Выйдя из кабинета генерального, Сергей с удивлением обнаружил, что в приемной не осталось никого. Румянцева, равно как и другие «сторожевые», куда-то исчезла, а у его сумки, что сиротливо покоилась на стуле, почему-то была расстегнута молния. Обычно в таких случаях люди интровертного мышления винят прежде всего себя, отчего Сергей предположил, что он сам забыл застегнуть сумку. Однако на всякий случай проверил содержимое. Так… зеленая папка с черновиками на месте, томик с рассказами Николая Лескова на месте, коробочка с дискетами на месте. Документы… Документы во внутреннем кармане куртки. Ладно…
Проходя по коридорам, еще некоторое время переживал маленькую неприятность с незастегнутой сумкой, но затем хорошие новости от генерального директора взяли-таки свое. Тонус поднимался с каждым поворотом, с каждым лестничным пролетом шаболовского телекомплекса. Ему предложили работу! Ему и Ромке! Две тысячи долларов оклад! Две тысячи, конечно же, не десять, но в его позиции сценариста, при его безденежном положении это просто отличная сумма! Конечно же, Роман отнесется к такому предложению скептически, конечно же, будет отговаривать и убеждать, все это-де очередные апоковские провокации, на которые не стоит поддаваться. Но нет. На этот раз Сергей должен найти слова, и такие, чтобы Роман наступил на горло собственной песне. Во-первых, они будут работать вместе. А вдвоем, регулярно контактируя и выправляя друг друга, всегда легче отгородиться от всякого дерьма. Во-вторых, все-таки хороший оклад. Когда и где еще такой предложат? Сергей тут же прикинул, кому и сколько он должен и как скоро вчистую рассчитается с кредиторами. Скоро, очень скоро! Ну и, в-третьих, самому же Роману, помещенному в гущу событий, будет куда легче просчитывать стратегию «спасения человечества»… Но Апоков-то, Апоков! Кто бы мог подумать? Каким доброжелательным и открытым он сегодня предстал! Или опять игра? Зачем? Нет, не может администратор быть настолько талантливым актером. Наверняка что-то действительно сногсшибательное произошло в его окружении, и теперь генеральному директору понадобились союзники, именно креативные союзники, такие как Садовников и Руденко. Что, новые тенденции с приходом двухтысячного года и грядущих перемен? Телевидению понадобились специалисты по сути, и Апоков бросился на поиски конструктива? Стоп… Но тогда как же объяснить его идиотское предложение по изменению библейского сюжета в рок-опере? Хотя… И это, наверное, можно объяснить…
Он, Апоков, находясь на известном посту, естественно, несвободен и принужден следовать правилам той игры, которую ему навязала действительность конца 90-х. Что же, попытаемся его простить, бедолагу, понять и простить. И самих себя, как исполнителей, простить… Закамуфлироваться в зыбкой обстановке. Выполнить гадостные требования. Еще раз стоп! А скуфети? А как же быть с умозаключениями и доказательствами Романа, а также с непонятной ролью Апокова в грядущей акции? Сергей остановился, анализируя некоторые детали только что прошедшего разговора. Ладно, скуфети скуфетями. Еще будем думать и проверять. А работа – работой. Если даже и подтвердятся худшие предположения о планах Апокова, то все равно выгоднее иметь возможность прохода на Шаболовку, чем злобствовать издалека. Будем считать, что сделка с собственной совестью состоялась…
Сергей вышел из корпуса и с удовольствием прошелся по территории телекомплекса. Погода была хорошей. По-осеннему хорошей. Вообще-то Сергей не любил ноябрь за холодную промозглость, ежедневное убывание температуры и грязно-серые природные тона. Но сегодня, словно в поддержку хорошим новостям, небо оказалось безоблачным, солнце хоть и мутноватое, но яркое, и даже грело. Две тысячи баксов! Весь асфальт на территории комплекса аккуратно подметен и освобожден от листьев, которые кучками были собраны на обочине. Словно к празднику. Впрочем, сегодня и на самом деле был праздник. Какая-то производная от «Дня Великой Октябрьской революции». Ну да… Вон трехцветные флаги висят… А за железными прутьями ворот видна кучка пожилых людей с красными флагами. Сергей попытался вспомнить, как теперь называется этот бывший красный день календаря, но так и не вспомнил.
– С праздником вас, – поздравил милиционера, выходя из проходной.
Тот почесал затылок.
– Спасибо. Вас также…
Прежде чем войти в метро. Сергей задержался около той самой кучки ветеранов, которые помимо красного флага, развернули несколько плакатов с лозунгами бесполезного содержания: «Верните телевидение народу», «Не губите наших детей», «Телевизионщики! Где ваша совесть!?» Ну и еще несколько транспарантов с традиционными пожеланиями президенту уйти в отставку. Сергей с улыбкой представил, как президент с проснувшейся совестью по просьбе трудящихся будет уходить в отставку – с раскаянием, с извинениями, с возвращением народу наворованной недвижимости, алюминиевых месторождений и нефтяных скважин, что-то вроде торжественного ритуала, противоположного инаугурации, как вдруг в группе протестующих заметил Марка Соломоновича Полянского. Полянский тоже увидел Сергея. Поначалу немного смутился, но затем приветливо помахал рукой и, передав свой флажок другому ветерану, вышел из кучки протестующих.
– Здравствуй, Сережа.
– Здравствуйте, Марк Соломонович.
Полянский виновато оглянулся.
– Основная группа протестующих сейчас возле Останкино, Сережа. А здесь так, маленькая часть… Чтобы не выпускать из-под контроля ни один телевизионный объект.
– Пустое это, Марк Соломонович.
– Знаю, что пустое, – согласился Полянский. – Ты, Сережа, наверное, подумал, что я «красный», увидев меня здесь.
– Ничего я не подумал, Марк Соломонович.
– Никогда не был «красным», – вздохнул Полянский. – В советские времена, наоборот, немножко диссидентствовал и даже привлекался органами за двусмысленное толкование исторических событий, когда читал лекции. А вот в последнее время мне эти люди стали казаться симпатичными. – Он кивнул в сторону кучки ветеранов с флагами и транспарантами. – Куда более симпатичными, нежели вон те, – ткнул пальцем в сторону шаболовского телекомплекса, потом опять посмотрел на ветеранов. – Да. Заблуждаются. Но по крайней мере, своим убеждениям не изменяют и не подставляют задниц. А после того, что произошло в нашем институте, меня и вовсе на пикеты потянуло. Не протестовать против чего-то, а так… вместе с протестующими постоять. Потусоваться, как теперь говорят молодые люди. Я хотел тебе вчера позвонить, но по старости и рассеянности куда-то подевал записную книжку…
Полянский достал из внутреннего кармана блокнот. Сергей продиктовал свой домашний телефон.
– Хорошо, очень хорошо, что я тебя встретил…
– Так что же произошло в институте? Марк Соломонович?
