Это были простые действия, предпринимавшиеся исходя из насущной необходимости, но за ними стояли революционные возможности. Автор ряда работ, марксист Пол Мэттик, так комментировал события того времени: «Все, что действительно необходимо рабочим для того, чтобы покончить со своим бедственным положением, так это выполнить несколько простых вещей, например начать производство, невзирая на установленные принципы владения имуществом или общественное устройство, и забирать себе результаты труда. Если это будет делаться на широкой социальной основе, то будут достигнуты долговременные результаты; если это останется на местном уровне и будет делаться в изоляции… то дело потерпит неудачу… Шахтеры, добывающие для себя уголь, доказали явственно и впечатляюще, что отсутствие социалистической идеологии среди рабочих, о котором так часто сокрушаются, не мешает им действовать против капитализма вполне в соответствии со своими потребностями. Прорываясь сквозь ограничения частной собственности, чтобы жить согласно потребностям, шахтеры своими действиями одновременно демонстрируют самое важное в классовом сознании, а именно то, что проблемы рабочих могут быть решены только ими самими».
Было ли классовое сознание и у тех, кто проводил Новый курс, – у Рузвельта и его советников, а также у бизнесменов, которые поддерживали президента? Осознавали ли они, что необходимо быстро, в 1933–1934 гг., принимать меры, которые дали бы работу, пищу, помогли и отвлекли от мысли, «что проблемы рабочих могут быть решены только ими самими»? Возможно, как и классовое сознание рабочих, такое понимание вело к действиям, продиктованным не теорией, а насущной необходимостью.
Может быть, именно такого рода сознание привело к тому, что в начале 1934 г. на рассмотрение Конгресса был представлен законопроект Вагнера – Коннери, призванный регулировать трудовые конфликты.
Билль предусматривал выборы для представительства профсоюзов, специальные советы по решению проблем и рассмотрению жалоб. Разве это не было законодательство, которое помогло бы покончить с идеей о том, что «проблемы рабочих могут быть решены только ими самими»? Крупные предприниматели считали, что этот закон слишком содействует трудящимся, и выступали против его принятия. Рузвельт относился к законопроекту прохладно. Но в 1934 г. произошел ряд выступлений трудящихся, которые доказывали необходимость действий со стороны законодателей.
В 1934 г. в стачках приняли участие 1,5 млн. человек, представлявшие разные отрасли. Весной и летом докеры Западного побережья, восставшие против собственного профсоюзного руководства и против корабельных компаний, провели собрание, потребовав отмены «всеобщего сбора» (некое подобие рынка рабов, на котором ранним утром работодатели выбирали подходящую бригаду на день), и начали забастовку.
Вскоре было парализовано 2 тыс. миль Тихоокеанского побережья. К докерам присоединились водители грузовиков, отказавшись возить грузы на пирсы, а затем и матросы. Когда вмешалась полиция, чтобы открыть причалы, бастующие оказали массовое сопротивление; в результате два человека погибли от пуль полицейских. Похоронная процессия сплотила десятки тысяч сочувствующих. После этого в Сан-Франциско началась всеобщая забастовка, в которой приняли участие 130 тыс. рабочих, и жизнь в городе оказалась также парализована.
Пятьсот специальных полицейских были приведены к присяге; под ружье призвали 4,5 тыс. национальных гвардейцев, в составе которых имелись пехота и автоматчики, танковые и артиллерийские подразделения. «Лос-Анджелес таймс» писала: «Положение в Сан-Франциско некорректно описывать фразой «всеобщая забастовка». То, что сейчас происходит, правильнее называть вдохновленным и руководимым коммунистами восстанием против нового правительства. И необходимо сделать только одно – подавить это восстание с использованием всей необходимой силы».
Давление было слишком велико. С одной стороны находились войска. С другой – руководство АФТ, призывавшее прекратить забастовку. Докеры согласились на компромиссное решение. Однако они показали потенциал всеобщей забастовки.
Летом того же, 1934 г. бастовали водители грузовиков в Миннеаполисе, которых поддержали другие рабочие, и вскоре в городе прекратились перевозки всего, кроме молока, льда и угля, да и те осуществлялись с разрешения бастующих. Фермеры привозили продукцию и продавали ее горожанам напрямую. Полиция напала на стачечников, и два человека были убиты. В массовой похоронной процессии приняли участие 50 тыс. человек. Огромный митинг протеста завершился маршем к зданию муниципалитета. Месяц спустя работодатели согласились с требованиями бастующих.
Осенью 1934 г. произошла самая крупная из всех забастовок, в которой участвовали 325 тыс. текстильщиков Юга. Они оставили ткацкие фабрики и создали мобильные отряды, которые на грузовых и легковых автомобилях ездили по районам, охваченным стачкой, организовывали пикеты, сражались с охраной, заходили на предприятия, выводили из строя станки. Как и в других случаях, основной движущей силой этого выступления являлись простые рабочие, действовавшие вопреки позиции высшего профсоюзного руководства. «Нью-Йорк таймс» писала: «Смертельная опасность ситуации состоит в том, что она может полностью выйти из под контроля [профсоюзных] лидеров».
И вновь заработала государственная машина подавления. В Южной Каролине полицейские и вооруженные штрейкбрехеры открыли стрельбу по пикетчикам, убив семь человек и ранив двадцать. Но стачка уже распространилась на штаты Новой Англии. В Лоуэлле (Массачусетс) восстали 2,5 тыс. рабочих-текстильщиков. В поселке Сейлсвилл (Род-Айленд) 5-тысячная толпа противостояла вооруженной автоматами полиции штата; текстильная фабрика закрылась. В Вунсокете (Род-Айленд) 2 тыс. человек, возмущенные тем, что их товарищей застрелили национальные гвардейцы, взяли штурмом городок и вынудили тоже закрыть предприятия.
К 18 сентября по всей стране в забастовке участвовали уже 421 тыс. текстильщиков. Происходили массовые аресты, организаторов акций избивали, количество убитых достигло 13 человек. Рузвельт вмешался в события и создал примирительную комиссию, после чего профсоюз прекратил акцию.
В сельскохозяйственных районах Юга также происходила самоорганизация населения, чему нередко способствовали коммунисты, но в основном ее подпитывало недовольство постоянными экономическими проблемами, еще более усилившимися во времена Великой депрессии, со стороны белой и чернокожей бедноты – главным образом фермеров-арендаторов или сельскохозяйственных рабочих. В Арканзасе был создан Союз южных фермеров-арендаторов, в который входили белые и чернокожие издольщики и который распространил свою деятельность на другие районы. Рузвельтовская Администрация регулирования сельского хозяйства не помогала самым бедным фермерам; наоборот, предлагая фермерам сокращать посевные площади, она вынуждала арендаторов и издольщиков бросать землю. К 1935 г. из 6,8 млн. фермеров 2,8 млн. являлись арендаторами. Средний доход издольщика составлял 312 долл. в год. Сельскохозяйственные рабочие, переезжавшие в поисках работы с одной фермы на другую и не обремененные землей, в 1933 г. зарабатывали около 300 долл. в год.
Чернокожим фермерам приходилось хуже всего, и некоторых из них привлекли идеи незнакомцев, появлявшихся в их местах во времена Великой депрессии с предложениями создавать свои организации. Нейт Шоу вспоминал в своем потрясающем интервью Т. Розенгартену, опубликованном в книге последнего «Все страхи Божьи»: «В те тяжкие годы в этой стране начал действовать профсоюз под названием «Союз издольщиков». Я подумал, хорошее название… и я знал, что это – к переменам в жизни южан, белых и цветных. Происходило нечто необычное. Я слыхал, что это организация для бедноты, – я поэтому и стремился попасть в нее. Я хотел знать достаточно секретов этой организации, чтобы понимать ее…
