В мае следующего года Филип Берриган, выпущенный из тюрьмы под залог, предпринял вторую акцию вместе со своим братом Даниэлом – священником-иезуитом, побывавшим в Северном Вьетнаме и видевшим последствия американских бомбардировок. Филип, Даниэл и еще семь человек пришли на призывной пункт в Кейтонсвилле (Мэриленд), изъяли документы и сожгли их на улице в присутствии репортеров и зевак. Они были приговорены к тюремному заключению и стали известны как «Кейтонсвиллская девятка». Дан Берриган так писал в «Размышлениях» об этом инциденте: «Приносим извинения, добрые друзья, за нарушение подобающего порядка, за сожжение бумаг вместо детей, за раздражение добропорядочных людей в преддверии склепа. Мы не могли, да поможет нам Бог, поступить по-другому… Мы говорим: убийство направлено против порядка: жизнь, спокойствие, общность, бескорыстие – это единственный порядок, который мы признаем. Во имя этого порядка мы рискуем нашей свободой, нашим добрым именем. Прошло время, когда порядочные люди могли хранить молчание, когда повиновение могло оберегать людей от риска, когда бедняки могли умирать без защиты».
После того как были поданы все кассационные жалобы, и Д. Берриган должен был отправиться в тюрьму, он исчез. Пока ФБР занималось поисками, Даниэл оказался на пасхальном фестивале в Корнеллском университете, в котором преподавал. В то время как дюжина агентов ФБР выискивала Берригана в толпе, он неожиданно появился на сцене. Затем свет погас, Даниэл спрятался внутри гигантской куклы из реквизита для спектакля труппы «Брэд энд Паппет Тиэтр», а потом был погружен в грузовик и отвезен на близлежащую ферму. Берриган находился в подполье четыре месяца; он писал стихи, делал заявления, давал закрытые интервью, внезапно появлялся в какой-нибудь филадельфийской церкви, чтобы прочитать проповедь, а потом опять скрывался, ставя в тупик ФБР, – пока перехваченное неким информатором письмо не раскрыло местонахождения Даниэла, после чего он был схвачен и заключен в тюрьму.
Единственная женщина, входившая в «Кейтосвиллскую девятку», Мэри Мойлан, в прошлом монахиня, также отказалась сдаться ФБР. Ее так и не нашли. В записках из подполья она размышляла о своем опыте и рассказывала о том, как она к этому пришла: «…Мы все знали, что окажемся в тюрьме, поэтому у всех при себе были зубные щетки. Я просто лишилась сил. Я взяла мою маленькую коробку с одеждой и засунула ее под койку и улеглась на кровать. Все женщины в тюрьме графства Балтимор был черные – я думаю, только одна была белая. Они разбудили меня и спросили: «Разве ты не собираешься плакать?» Я сказала: «Из-за чего?» Сокамерницы ответили: «Ты же в тюрьме». А я сказала: «Ага, я знала, что окажусь здесь…». Я спала между двумя из этих женщин, и каждое утро, когда я просыпалась, они, подперев головы локтями, смотрели на меня. Они говорили: «Ты спала всю ночь». И не могли этому поверить. Женщины оказались хорошими. Это было славное время…
Я думаю, что политическим поворотным пунктом моей жизни стало время, когда я находилась в Уганде. Я была там, когда американские самолеты вели бомбардировку Конго, а мы жили очень близко к конголезской границе. Самолеты перелетели через границу и бомбили две угандийские деревни… Откуда, черт возьми, взялись эти американские самолеты? Потом я была в Дар-эс-Саламе, и в город приехал Чжоу Эньлай. Американское посольство разослало письма, предписывающие, чтобы ни одного американца не было на улицах, потому что это грязный коммунистический лидер; но я решила, что это человек, который делает историю, и я хочу его увидеть…
Когда я вернулась домой из Африки, то переехала в Вашингтон и столкнулась с тем, что там происходит, с безумием и жестокостью полицейских, с образом жизни, которую ведет большинство населения этого города – 70 % чернокожих… А потом Вьетнам, и напалм, и дефолианты, и бомбардировки… Около года назад я стала участницей движения женщин…
К моменту событий в Кейтонсвилле перспектива оказаться в тюрьме приобрела для меня особый смысл, отчасти из-за ситуации с черными, – так много чернокожих вечно сидят в тюрьмах… Я не думаю, однако, что это все еще разумная тактика… Я не желаю видеть людей, идущих в тюрьмы с улыбкой на лицах. Я просто не хочу, чтобы они туда шли. Семидесятые годы, скорее всего, будут очень трудными, и я не желаю терять наших сестер и братьев, которые отправятся в тюрьмы, чтобы приобрести там мистический опыт или что-либо другое».
Влияние войны и смелые действия некоторых священников и монахинь привели к появлению трещины в традиционном консерватизме католического сообщества. В 1969 г. в День всеобщего протеста против войны (День моратория) в колледже Святого сердца в Ньютоне близ Бостона, заповеднике буколического спокойствия и политического молчания, на внушительной входной двери был нарисован огромный красный кулак. В Бостонском колледже, другом католическом учебном заведении, в гимнастическом зале вечером собрались 6 тыс. человек, осуждавшие войну.
Студенты с самого начала принимали непосредственное участие в антивоенных акциях. Отчет Корпорации по исследованию проблем урбанизации, касавшийся только первых шести месяцев 1969 г. и только 232 из 2 тыс. высших учебных заведений страны, показал, что в актах протеста в кампусах принимали участие по меньшей мере 215 тыс. студентов, причем 3652 человека были арестованы и 956 – отстранены от учебного процесса или исключены. Даже в средних школах в конце 60-х гг. выходило 500 подпольных газет. Во время церемонии получения дипломов в Университете Брауна в 1969 г. две трети выпускников повернулись спиной к обратившемуся к ним с речью Генри Киссинджеру.
Пик протеста пришелся на весну 1970 г., когда президент Никсон отдал приказ о вторжении в Камбоджу. В Кентском университете (Огайо) национальные гвардейцы 4 мая открыли огонь по толпе студентов, собравшихся на антивоенную демонстрацию. Четверо студентов были убиты. Один остался на всю жизнь парализованным. Учащиеся 400 колледжей и университетов в знак протеста объявили забастовку. Это была первая всеобщая студенческая забастовка в истории Соединенных Штатов. В 1969/70 учебный год ФБР зарегистрировало 1785 студенческих демонстраций, включая захват студентами 313 зданий.
Церемония получения дипломов после расстрела в Кентском университете стала чем-то совершенно невиданным в истории страны. Из Амхерста (Массачуссетс) пришло следующее газетное сообщение: «Сотая церемония в университете Массачусетса, состоявшаяся вчера, стала протестом, призывом к миру. Грохот похоронных барабанов задавал ритм 2,6 тыс. юношам и девушкам, марширующим «в страхе, отчаянии и разочаровании». На черные академические мантии были нанесены трафареты красных кулаков протеста, белых символов мира и голубых голубей, и почти каждый второй старшекурсник имел нарукавную повязку, выражавшую призыв к миру».
Студенческие протесты против программы УКОЗ (Учебного корпуса офицеров запаса) привели к ее отмене в более чем 400 колледжах и университетах. В 1966 г. 191 749 студентов обучались в рамках этой программы. К 1973 г. это число снизилось до 72 459. УКОЗ предусматривал отправку половины офицеров во Вьетнам. В сентябре 1973 г. в течение шести полных месяцев программа не могла заполнить эту квоту. Один из армейских чиновников сказал: «Я просто надеюсь, что мы не ввяжемся в другую войну, так как, если это произойдет, я сомневаюсь, что мы сможем ее вести».
