Женская ассоциация рабочей реформы осудила этот документ и с успехом добилась поражения председателя комитета на следующих выборах, хотя ее активистки и не имели права голоса. Но для того, чтобы изменить условия работы на фабриках, было сделано немногое. В конце 40-х гг. XIX столетия в Новой Англии сельские женщины, работавшие на этих предприятия, начали их покидать, и все чаще иммигранты из Ирландии занимали освободившиеся места.
Построенные компаниями поселки росли вокруг фабрик в Род-Айленде, Коннектикуте, Нью-Джерси и Пенсильвании. Здесь также использовался труд рабочих-иммигрантов, подписывших контракты, по которым все члены семьи были обязаны отработать не менее года. Эти люди жили в трущобах, принадлежавших компании, получали зарплату расписками, которые они могли использовать только в магазинах фирмы; если качество их работы не устраивало, рабочих увольняли.
В Патерсоне (Нью-Джерси) первая в серии забастовок на фабриках была затеяна детьми. Когда компания неожиданно решила перенести обеденный перерыв с полудня на час дня, ребята при поддержке родителей оставили рабочие места. К ним присоединились городские рабочие: плотники, каменщики и машинисты, которые превратили забастовку в акцию за 10-часовой рабочий день. Однако неделю спустя под угрозой ввода отрядов милиции дети вернулись на работу, а их лидеров уволили. Вскоре после этого, пытаясь предотвратить еще большие неприятности, компания восстановила полуденный обеденный перерыв.
Обувщики из фабричного городка Линн (Массачусетс), расположенного к северо-востоку от Бостона, провели крупнейшую забастовку в США до Гражданской войны. В этом городе впервые начали использовать фабричные швейные машины, которые заменили сапожников-ремесленников. Фабричные рабочие в Линне, которые начали создавать свои организации еще в 30-х гг. XIX в., позднее приступили к изданию радикальной газеты «Ол». В 1844 г., за четыре года до появления «Манифеста Коммунистической партии» К. Маркса и Ф. Энгельса, эта газета писала: «Разделение общества на производительные и непроизводительные классы и факт неравного распределения ценностей между этими двумя [классами] подводит нас к другому различию, а именно различию между капиталом и трудом… труд теперь становится товаром… В общество внедряются антагонизм и разница в интересах; капитал и труд находятся в оппозиции друг к другу».
Экономический кризис 1857 г. привел обувное производство к полной остановке, и рабочие Линна лишились работы. До этого уже было недовольство тем, что машины заменили сапожников. Цены росли, заработную плату неоднократно сокращали, и к осени 1859 г. мужчины получали 3 долл. в неделю, а женщины – 1 долл., работая при этом 16 часов в день.
В начале 1860 г. на массовом митинге только что созданной Ассоциации мастеровых было выдвинуто требование повысить заработную плату. Когда промышленники отказались встречаться с представителями их комитетов, рабочие призвали провести в День рождения Вашингтона забастовку. В то утро 3 тыс. обувщиков собрались в «Лисеум-холле» в Линне и создали «комитеты 100», которые должны были публиковать имена штрейкбрехеров, охранять порядок и предотвращать насилие, а также удостоверяться в том, что обувные заготовки не будут отправлять куда-либо для дальнейшего производства.
В течение нескольких дней к этому выступлению присоединились обувщики по всей Новой Англии: в Нейтике, Ньюберипорте, Хейверхилле, Марблхеде и других городках Массачусетса, Нью-Гэмпшира и Мэна. За неделю забастовки охватили все «обувные» поселки региона, а в акциях принимали участие Ассоциации мастеровых в 25 городах и 20 тыс. работников отрасли. Газеты называли эти события «Революцией на Севере», «Восстанием рабочих Новой Англии», «Началом конфликта между капиталом и трудом».
Несмотря на снежную бурю, 1 тыс. женщин и 5 тыс. мужчин прошли по улицам Линна, неся транспаранты и американские флаги. Вязальщицы и строчилыцицы присоединились к бастующим и провели собственный массовый митинг. Вот что писал о них репортер нью-йоркской газеты «Гералд»: «Они обрушиваются на своих хозяев в таком стиле, который заставляет вспомнить о представительницах прекрасного пола, которые принимали участие в первой французской революции». Была организована многочисленная «Процессия дам», и женщины прошли по улицам, узким от сугробов, неся плакаты со словами: «Американки не будут рабынями… Слабые телом, но сильные духом, мы отважились выйти на бой за права, плечом к плечу с нашими отцами, мужьями и братьями».
Спустя десять дней после этих событий процессия из 10 тыс. бастующих рабочих (мужчин и женщин), включая делегации из Сейлема, Марблхеда и других городов, прошла по улицам Линна, тем самым проведя крупнейшую к тому времени демонстрацию рабочих Новой Англии.
На место были направлены бостонская полиция и отряды милиции, чтобы удостовериться в том, что бастующие не вмешиваются в отправку обувных заготовок за пределы штата. Акции рабочих продолжились, а городские лавочники и торговцы провизией предоставляли им продукты питания. Забастовка была на подъеме в течение всего марта, но к апрелю уже пошла на спад. Промышленники начали предлагать повышение заработной платы, чтобы вернуть рабочих на фабрики, не признавая при этом профсоюзы, с тем чтобы работники оставались с работодателями один на один.
Как пишет А. Доули в своем исследовании «Класс и местная община», посвященном забастовке в Линне, большинство рабочих-обувщиков были уроженцами США. Они не соглашались с социально-политическим порядком, державшим их в бедности, как бы его ни воспевали в американских школах, церквах и газетах. В Линне, по мнению Доули, «красноречивые и активные ирландские обувщики и кожевники присоединились к янки, напрочь отвергая миф о процветании. Ирландские рабочие и рабочие-янки совместно… искали кандидатов от рабочих на выборах и сопротивлялись разгону забастовок местной полицией». Пытаясь понять, почему этот пламенный классовый дух не привел к независимому революционному политическому действию, исследователь приходит к выводу, что основной причиной являлась электоральная политика, которая направляла энергию сопротивленцев в каналы системы.
А. Доули спорит с некоторыми историками, утверждавшими, что высокий уровень мобильности рабочих не давал им возможности самоорганизации революционными способами. Он отмечает, что, хотя в Линне на улицы тоже вышли массы людей, за этим «скрывался факт существования практически постоянного меньшинства тех, кто играл ключевую роль в организации беспорядков». Исследователь также предполагает, что мобильность помогает людям видеть то, что другие находятся в подобном им положении. Доули утверждает, что борьба европейских рабочих за политическую демократию, притом что себя они считали борцами за экономическое равноправие, сделала их классово сознательными. Однако американские рабочие к 30-м гг. XIX в. уже добились политической демократии, и потому их экономические битвы могли быть перехвачены политическими партиями, которые размывали классовые противоречия.
Но даже это не могло остановить радикализм рабочего движения и рост классового сознания, если бы не тот факт, что, по словам Доули, «целое поколение в 60-е годы XIX в. было отправлено на запасной путь из-за Гражданской войны». Наемные рабочие, выступавшие за сохранение Союза, встали на сторону своих работодателей. Вопросы государственности оказались важнее классовых: «В то время когда десятки промышленных населенных пунктов, таких, как Линн, кипели от сопротивления индустриализации, политика на общенациональном уровне была занята вопросами войны и Реконструкции». Политические партии стояли на определенных позициях, предлагали выбор, затушевывая тот факт, что сама по себе политическая система и состоятельные классы, интересы которых она представляла, отвечали за появление тех проблем, которые они теперь предлагали разрешить.
