Забастовки продолжались повсюду, и работодатели оказывали давление на Конгресс, чтобы тот оказал им помощь. Закон о трудовых договорах 1864 г. сделал для компаний возможным подписывать контракты с иностранными рабочими, если те обязались отдать годовой заработок в качестве оплаты стоимости въезда в страну. Во время Гражданской войны эта мера предоставила работодателями не только очень дешевую рабочую силу, но и штрейкбрехеров.
Возможно, более важным, чем принятые федеральные законы, выгодные для богатых, было повседневное действие местных законов и законов штатов, защищавших интересы домовладельцев и торговцев. Г. Майерс
[107]
в своей «Истории крупных американских состояний» комментирует эту ситуацию, рассуждая о росте богатства клана Асторов, значительная часть которого состояла из арендной платы, собранной с жильцов нью-йоркских доходных домов: «Разве не считается убийством, когда люди, стесненные нуждой, должны гнить в убогих, кишащих микробами многоквартирных домах, в которые никогда не проникает солнечный свет и где болезни нашли для себя благотворную почву для распространения? Тысячи тех, о ком ничего не известно, нашли свою смерть в этих отвратительных местах. Однако с точки зрения Закона арендная плата, собранная Асторами, да и другими домовладельцами, является честно заработанной. Весь институт права не видел в этом ничего необычного и потому очень важно, повторяясь еще и еще, сказать, что Закон не представлял собой свод этики или идеалов прогрессивной части человечества; напротив, подобно тому как в бассейне отражается небо, он отражал требования и эгоистические интересы растущих классов собственников».
В течение 30 лет до начала Гражданской войны закон в судах все чаще интерпретировался в пользу капиталистического развития страны. Изучая это, М. Хорвиц в своей работе «Трансформация американского законодательства» отмечает, что английское общее право более не являлось неприкосновенным, если оно оказывалось барьером на пути предпринимательства. Владельцам фабрик было предоставлено законное право уничтожать имущество других людей, если для развития бизнеса им представлялся удобный случай. Право на «принудительное отчуждение частной собственности» использовалось для того, чтобы забрать землю у фермеров и передать ее в качестве субсидии компаниям, строившим каналы или железные дороги. Решения о возмещении предпринимателями нанесенного ими ущерба стали выноситься судьями, а не присяжными, вердикты которых были непредсказуемы. Урегулирование споров при помощи арбитража было заменено их судебным разрешением, создав тем самым большую зависимость от адвокатов, и юридическая профессия стала более значимой. Древняя идея справедливой цены на товары переродилась в судах в идею caveatemptor («Будь осторожен, покупатель»), таким образом, отдав поколения потребителей на милость предпринимателям.
Тот факт, что договорное право было нацелено на дискриминацию трудящихся и на пользу бизнесу, показан М. Хорвицем в примере, относящемся к началу XIX в.: суды заявляли, что если работник подписывал контракт на год и уходил с работы до окончания этого срока, тогда ему не положено было получать зарплату даже за то время, которое он отработал. Вместе с тем суды заявляли, что если строительная компания нарушила контракт, то она все равно имеет право на получение оплаты за все работы, произведенные до этого момента.
Лицемерие закона заключалось в предположении, что и рабочий, и железнодорожная компания вступали в договорные отношения, имея равные возможности по отстаиванию своих прав. Массачусетский судья решил, что покалеченный рабочий не заслужил компенсации, так как, подписав контракт, он соглашался взять на себя определенные риски. «Круг замкнулся, закон существовал лишь для того, чтобы утвердить те формы неравенства, которые порождала система рыночных отношений».
Это было время, когда закон даже не делал вида, что защищает трудящихся, – противное случится в следующем столетии. Законы, касающиеся здравоохранения и техники безопасности, или не существовали, или не соблюдались. Когда однажды зимой 1860 г. в Лоренсе (Массачусетс) рухнуло здание пембертоновской фабрики, там находилось 900 человек, в основном женщины. Восемьдесят восемь человек погибли, и, хотя были подтверждения того, что строение никогда не было рассчитано на размещенное в нем тяжелое оборудование и об этом было известно инженеру-строителю, жюри присяжных не усмотрело в деле «доказательств преступных намерений».
М. Хорвиц так обобщает происходившее в судах к началу Гражданской войны: «К середине XIX в. юридическая система была переоформлена в пользу коммерсантов и промышленников за счет фермеров, рабочих, потребителей и других гораздо менее могущественных групп общества… она активно продвигала идею законного перераспределения богатств, направленную против самых слабых социальных групп».
В старину диспропорция в распределении богатства достигалась путем простого использования силы. В период новой истории эксплуатация маскируется законами, которые выглядят как нейтральные и справедливые. Ко времени Гражданской войны в США вовсю шел процесс модернизации.
Когда война закончилась, необходимость в национальном единстве уменьшилась, и простые люди получили возможность вернуться к повседневной жизни, озаботиться своим выживанием. Распущенные по домам военные теперь оказались на улице, бывшие солдаты искали работу. В июне 1865 г. «Финчере трейдс ревью» писала: «Как и следовало ожидать, солдаты, вернувшиеся с фронта, уже запрудили улицы в поисках работы».
Города, в которые возвращались демобилизованные, были смертельными ловушками, где их поджидали тиф, туберкулез, голод и пожары. В Нью-Йорке 100 тыс. человек жили в подвалах трущоб; 12 тыс. женщин работали в публичных домах, чтобы не умереть с голоду; кучи уличного мусора 2 фута высотой кишели крысами. В Филадельфии, где богачи получали питьевую воду из реки Скулкилл, все остальные брали ее из реки Делавэр, в которую каждый день сбрасывали 13 млн. галлонов нечистот. Во время Великого чикагского пожара
[108]
в 1871 г. многоквартирные дома падали один за другим так быстро, что свидетели говорили о том, что по раздававшимся звукам это напоминало землетрясение.
После войны в рабочей среде началось движение за 8-часовой рабочий день, чему способствовало создание первой общенациональной федерации профсоюзов – Национального рабочего союза (НРС). В результате продолжавшейся три месяца забастовки 100 тыс. рабочих Нью-Йорка добились установления 8-часового рабочего дня, и, отмечая свою победу в июне 1872 г., 150 тыс. человек маршем прошли по городу. «Нью-Йорк таймс» задавалась вопросом, какой процент бастующих составляли «чистокровные американцы».
Женщины, которых война привела на работу в промышленность, также организовывали профсоюзы: сигарщиц, портних, швей, работниц, делавших зонты, шляпниц, печатниц, прачек, обувщиц. Они создали союз «Дочери св. Криспина»
[109]
, впервые добились приема женщин в Союз сигарщиков и в Национальный союз печатников. Гасси Льюис из Нью-Йорка стала секретарем-корреспондентом последнего. Но рабочие сигарных фабрик и типографий организовали лишь 2 из 30 с лишним общенациональных профсоюзов, и в целом женщин стремились исключить из этого движения.
