Ей отчаянно был нужен Артем, его тело, его близость… Не было ни «зачем», ни «почему», было только одно категоричное «нужно».
Но сказать ему об этом она не посмела. Что подумает о ней Артем? Он не поймет… Он осудит ее.
Но если он не будет с ней эту ночь, она просто не доживет до утра… Чужое зло, чужая разрушительная энергия скопились в ней за эти долгие недели несостоявшихся убийств. И, не убив ее, зло осело в ней, как радиоактивный налет: на печени, на почках, на легких… Повсюду!
Артем ощущался чем-то вроде антидота. Почему? Она не знала. Она не была влюблена… Но она ему доверяла, только ему, единственному. Так доверяют врачу: он вылечит. Тяжесть его тела выдавила из нее смерть. Его горячее дыхание растопит в ней смерть. Его живая сила победит в ней смерть…
Она вышла из спальни, как лунатик, не зная толком, что собирается делать. Просто ей нужен Артем, вот и все.
Она тихо шла босиком. В доме было темно: Артему так удобнее наблюдать за пространством вокруг дома. На втором этаже она Артема не нашла и спустилась вниз. Лестница несколько раз скрипнула под ее шагами, и она ждала, что Артем ее окликнет…
Но он почему-то не окликнул. Не слышал?
…Он стоял у окна на кухне, заложив руки за спину. Люля бесшумно подошла, так и не решив, что сказать и что сделать.
Он не обернулся. Она остановилась в двух шагах от его спины, раздумывая.
Но он заговорил первым, все так же глядя в окно и не поворачиваясь к ней:
– Не спится?
– Ты слышал мои шаги?
– Конечно.
– А почему ты не подошел? В смысле, не пришел… Не спросил….
Она умолкла, запутавшись.
Артем повернулся и, чуть присев на подоконник и сплетя руки на груди, спросил, как Люле показалось, холодно:
– Зачем?
Она залилась краской. В темноте, к счастью, не видно… Неужто он догадался, прочел ее мысли?!
– Мало ли, по какой надобности ты вышла, – продолжил он. – Я ведь твой телохранитель, а не шпион. Это твой дом, Люля, и ты вправе ходить по нему куда и когда вздумается!
С этими словами все мгновенно усложнилось. Артем говорил с ней сдержанно и подчеркивал разницу между ними. Словно он сознательно нагромождал препятствия для… для…
Как-то Артем сказал ей: «Вы звезда…» Люля тогда вскинулась: «Что за глупости? У меня есть талант, да, но я его не заработала! Мне его бог дал или природа, не знаю… Вот и вся разница! Чего-то добилась своим трудом. Так и вы трудитесь, Артем… Это у вас в голове расхожие штампы, выбросьте их на помойку!» – ответила она тогда гневно…
Но он, видать, не выбросил. Он нагородил между ними препятствия под тупым названием «социальная разница» и сейчас намекал на это…
Или просто прятался за ними?!
– Ты хочешь пить? – спросил он, по-прежнему не расплетая рук.
А ей хотелось, чтобы он их раскрыл и притянул ее к себе.
– Нет. Я пришла к тебе. Мне не спится, мне страшно…
Наконец он разомкнул руки и взял ее ладонь:
– Пойдем. Лучше будет, если ты примешь снотворное. Я посижу с тобой, пока ты не заснешь.
– У меня нет снотворного… – Люля не двинулась с места. – Ты знаешь, Артем, у меня на самом деле очень крепкие нервы! – Ей не хотелось в спальню, ей хотелось, чтобы он и дальше держал ее за руку, и она принялась болтать лишь бы что. – На моем месте, я думаю, многие не выдержали бы. В лучшем случае уже давно сидели бы на антидепрессантах… А я неизбалованна, Артем. Со мной никто никогда не нянчился. Не вникал в мои настроения и переживания. Вот только Владька… Но так недолго, что я не успела разбаловаться. Я привыкла справляться со своими нервами, настроениями, с тоской и депрессией сама. Я научила себя засыпать при любых обстоятельствах… Никогда в жизни не принимала снотворное. Но сейчас мне трудно справляться. Хотя я держусь. Правда же?
– Правда, – ответил он серьезно. – Я поражаюсь тебе. На твоем месте мало кто из мужчин выдержал бы. Ты молодчина.
И Люля вдруг почувствовала, что в устах Артема слово «молодчина» означало большой комплимент.
Она взяла стул и села, лицом к Артему, по-прежнему стоявшему у окна.
– Давай выпьем вина?
– Ты же знаешь, Люля, что я на дежурстве, – мягко напомнил он.
– Ну, только глоточек! Я себе полную рюмку налью, а ты – глоточек. Чтобы чокнуться со мной, ладно? За судьбу, которая меня хранит!
Артем наконец отклеился от подоконника, нашарил в темноте штопор, взял указанную Люлей бутылку из шкафа, где лежал довольно большой запас хорошего вина в специальных деревянных ячейках. И, не проронив ни слова, откупорил вино и разлил его в две рюмки.
– Тебе не холодно? – кивнул он на ее босые ноги.
– Нет, – соврала Люля.
Артем поставил стул напротив, сел и поймал ее ступню. Она была ледяной. Тогда он поймал вторую и положил обе себе на колени. На теплые колени…
– Тебе так удобно сидеть? – поинтересовался он без всякого выражения.
Люля молча кивнула. Полная темнота придавала всему странный привкус нереальности. Она что-то меняла, она что-то колдовала, она что-то нашептывала… Артем вдруг показался совершенно другим. Он почему-то был холоднее с ней, чем обычно, и в то же время при свете дня он никогда бы не положил ее ступни себе на колени, тем более так непринужденно…
Он поднял бокал:
– За твоего ангела-хранителя.
Она выпила вино, не отрываясь. Он пригубил и отставил рюмку. И пристально посмотрел на нее в темноте.
– Ты пришла мне что-то сказать?
– Нет. Я просто пришла к тебе. Чтобы не быть одной. Налей мне еще вина.
Она соврала, потому что правду сказать не посмела. И, соврав, неожиданно сама поверила в то, что ей ничего и не надо от Артема. Она именно за этим пришла: поболтать с ним и выпить вина!
– Подожди, – сказал Артем. – Я обойду дом.
Он аккуратно снял ее ноги со своих колен и ушел. Его не было минут десять, а когда он вернулся, то принес для Люли халат и тапочки.
И больше не положил ее ступни к себе на колени. Действительно, зачем, когда есть теплые тапки! А теплый халат прикрыл ее тонкую ночную рубашку. Наверное, Артем счел, что она выглядит неприлично… Или принес только потому, что ей холодно?
…С чего она, собственно, взяла, что по одному ее жесту Артем должен броситься, осчастливленный, к ее ногам? Точнее, к ее телу… Он понимает, что она его не любит, а гордость не позволит ему принимать от нее подачку. Он же страшно гордый, Артем…
Люля залпом выпила второй бокал и попросила налить третий. Чуть помедлив, он налил.
– Ты хочешь напиться?
– Ага, – отозвалась она. – Хочу. Чтобы ни о чем не думать.
