Старик обреченно опустил плечи и направился к коменданту крепости.
Уже через час, едва притронувшись к пище и выпив залпом небольшой кувшин вина, предоставленный заинтригованными приездом опального патриарха венецианцами, василевс Иоанн V Палеолог, вспотев, в мучениях решался: «Что же это? Чудо Господне, или же смертельная ловушка? Как быть? Вразуми Господь. Вразуми».
* * *
«Можно ли верить самому себе после того, что случилось? Как можно верить безумцу? Как?»
Иоанн V Палеолог с грустью и в невероятной растерянности посмотрел на черное безмолвствующее этой ночью море. Даже сбежать нет возможности. Гибельно холодная вода, да еще тесно стоящие галеры и прочные «тариды»»
[289]
. Хранящее гробовое молчание этот флот только усиливает внутреннюю дрожь василевса.
– Как думает, наш пресветлый василевс?
Его спрашивают. Нужно возвращать взгляд и внимание к тем, кто собрался на корме, удобно устроившись на кожаных подушках, набитых конским волосом.
А что ему думать, когда и посмотреть на собравшихся страшно? А думать нужно. Да и смотреть… Значительно проще и спокойнее посмотреть на патриарха Каллиста. Казалось бы… Но тот уже не кажется владыкой церкви. Внутренний огонь распылал его. А еще глаза… То ли они действительно бесовски красные, то ли так в них отражается пламя низко опущенных факелов.
– Так как же, наш василевс?
Патриарху нужно отвечать. Но как ответить на вопрос, который звучит: «Ты согласен умереть?». Лучше было остаться на Тенедосе. Мучиться и ждать чуда. Так ли это? Одного чуда он уже дождался – ему приоткрыли тайную дверь, в которую так заманчиво просматривался трон большого императорского дворца в Константинополе. И он шагнул за эту дверь. Сам шагнул, представив себя на законном месте, возле которого в дорогих, праздничных одеяниях стоит его любимая Елена, держа за руку наследника Андроника.
Шагнул, а потом засомневался. И чем дальше, тем больше.
Еще бы! Какими сладкими словами рассказывал патриарх о невероятной возможности быстро и почти бескровно вернуть контроль над Константинополем, а значит над всем тем, что еще именовалось Византийской империей! Это казалось так просто и легко достижимо. На словах, льющихся из уст патриарха.
А теперь другие слова. Из уст тех, на кого и взглянуть страшно!
Но кровь, кровь, питающая гордость некогда властителей половины мира, величайших из императоров, все еще в жилах несчастного Иоанна. Он величественно обводит взглядом всех присутствующих и медленно произносит:
– Я согласен.
– Вот и хорошо, – накручивая на указательный палец византийского манера бородку, улыбается Даут.
«О, Господи! Это тот самый Даут, которого я неоднократно встречал на пиру у Орхан-бея. Хитрющий тайный пес османского владыки. Патриарх утверждает, что теперь он – смертельный враг всего мусульманского. Он виновен в смерти Сулеймана-паши! Враг моего врага – мой друг. Но как назвать Даута другом? Особенно после того, как он выторговал у меня сестру в жены какого-то генуэзца, а теперь еще вырвал согласие на то, чтобы византийский остров Лесбос перешел под руку этого генуэзца. Я ли это? Это ли я – Иоанн V Палеолог? Что за игры судьбы?».
Встать бы, да уйти на самое днище галеры. Забиться бы в самый темный уголок трюма и сгореть от стыда. Но Иоанн не сделает этого. И не только потому, что его ноги не прочнее ваты. И не потому, что его кровь – кровь василевсов. И даже не оттого, что он вровень Всевышнему на этой земле. А оттого, что на него из-под низко надвинутого капюшона смотрят глаза самого дьявола!
Одно дело слышать страшное и ужасное с уст тех, кто утверждает себя очевидцем престрашных дел этого «синего демона». И совсем другое – встретиться с ним взглядом, не выдержать этого взгляда, отвернуться от страха и неприязни, а потом и вовсе лишиться силы воли.
И на все вопросы у Иоанна V Палеолог один ответ.
– Желает ли василевс вернуть себе трон? Желает ли он мира и добра своему народу? Желает ли он воссоединиться со своей семьей? Желает ли он принять помощь наемного войска знатного генуэзца Франческо Гаттилузио? Желает ли он отдать за эту помощь ему в жены сестру красавицу Марию Палеолог? Даст ли он в приданое остров Лесбос? Согласен ли он действовать по плану, предложенному паршивым псом Даутом? Согласен ли он помочь этому «синему демону» в его просьбе? И что там еще и еще???
На все вопросы издерганный внутренним страхом Иоанн ответил:
– Да!
Вот цена чуда, с которым к василевсу примчался опальный патриарх Каллист. Страшно ему стало сидеть на Афоне, или его выгнал из святой земли дух бунтаря – сложно сказать. А может, это от дьявольской хитрости и изобретательности Даута, змеей пролезшего в монастыри Афона, преумноженное на сатанизм этого «синего чудовища»?
Хотя…
– Прот земли афонской отец Александр… – тихо начал василевс.
– Кто? – совсем по-человечески не смог удержаться «синий дьявол».
– Отец Александр, волею Господа, и сейчас правит святой горой Афон, – торжественно возвестил патриарх Каллист.
– Тот самый отец Александр? Как же ему… – «посланник дьявола в синих одеждах» не смог закончить вопрос и только тихо прошептал: – Ах, отец Александр! На все воля Господа. Стоит ли удивляться возможностям человеческим… Премудрейшим и преизворотливейшим детям божьим…
Подождав, пока в душе наступит покой от впервые услышанного голоса «синего дьявола», Иоанн V Палеолог продолжил:
– Прот земли афонской отец Александр в своем благословении меня на трон моих отцов писал, что на то воля Господа нашего и желание многострадального народа моего. В этой справедливости приемлема помощь, предложенная Франческо Гаттилузио и его… друзей. Особо он указал, что человек по имени Гудо нисколько не связан с противником божиим и всецело предан идеалам христианства. А еще он писал, что направил многих верных людей в Константинополь, и они, пользуясь отсутствием узурпатора Кантакузина, одобряют народ, рассказывая о том, что идут счастливые времена освобождения от тирании…
«Думать одно, говорить другое – наука древних властителей. Это опора политики и власти. Политики… Когда они говорят – святые угодники закрывают уши и глаза, перед тем перекрестившись. Но они поводыри человеческие, наделенные пополам божественной и дьявольской силами. Они нужны и Богу, и дьяволу для передачи своей воли народу. Свою долю благополучия они при этом обязательно имеют. Многие из политиков, захватившие власть, остаются в памяти народа. Неважно, как и кем. Важно, что они живут и после смерти. А я не только политик, я политик над политиками. Я василевс! Я не только о себе я пекусь. Народ. Государство. Церковь. Для их счастья и благополучия даже ранее неприемлемая помощь принимается. Если Бог и народ желает… Чем я рискую? Сестрой и островом в случае победы? Собственной головой в случае поражения? Моя жизнь не стоит более одной серебряной монеты. Но в случае удачи…»
