Иоанн Кантакузин чуть повернул голову налево.
Вот он – гордость империи многих и многих веков! От ипподрома и до собора Святой Софии, дворец сужался к береговым стенам, умещая в себе множество отдельно стоящих зданий, каждое из которых было и больше и пышнее любого дворца любого правителя Европы и Азии. Золотой триклиний, Триконхий, Октагон, Дафна и другие менее величественные, но до сих пор никем не превзойденные дворцы.
А собор святой Софии, а множество церквей и часовен? И еще под стать им в мраморе и граните императорские конюшни, в которых содержались боевые, охотничьи, беговые лошади и даже пони для игры в мяч. Не менее роскошные псарни и зверинцы. Птичник, арсенал, монетный двор, архив, сокровищница, университет, мастерские….
А еще множество специальных строений для различных надобностей; первой брачной ночи императора, бассейн для императрицы после этого священнодействия и другие. И самое знаменитое – порфирный дворец, специально предназначенный для рождения императорских детей, в котором все некогда было оббито или задрапировано бесценными пурпурными тканями.
Давно уже нет и следа от этих тканей. Нет уже множества сказочно прекрасных лошадей, над стойлами каждой из которых висела золотая сбруя. В мастерских нет шелка. Сокровищница пуста. Нет драгоценейшей золотой посуды, нет и золотого стола.
А ведь они были указаны в «Книге церемониалов».
И изысканных блюд из ночного страшного сна также нет. Есть несчастный василевс Иоанн Кантакузин, и за высокими стенами дворцового комплекса, на север от него, несчастный Константинополь, уже опустевший едва ли не наполовину. Опустел бы и весь, но на водах Золотого Рога и Босфора уже нет кораблей, а немногие оставшиеся принимают к себе на борт только за золотые номисмы.
К счастью столичная чернь уже давно забыла, как выглядят золотые монеты. Но что будет, когда вернуться те корабли, что вывезли богатых константинопольцев? А если к этим проклятым суденышкам прибавятся множество латинских, венецианских и генуэзских галер? Как остановить опустение великого города? Как успокоить народ, обезумевший перед османской угрозой? Что должно случиться? Что произойти?
Чудо. Только чудо!
Но этим утром василевс Иоанн Кантакузин так и не узрел его с высоты маяка Фарос.
* * *
Да и что Иоанн Кантакузин ожидал увидеть? Неужели действительно чудо? Или все же желал услышать что-либо утешительное от всегда хмурого Пелантия, которому поручена столь тайная и деликатная служба, как световые сигналы от немыслимо дорогих соглядатаев на уже вражеских территориях?
Вражеских… Даже трудно себе представить берега Анатолика
[5]
, Греции, Фракии, островов Эгейского моря вражеской территорией. От этой мысли даже голова раскалывается.
Эта боль заставила василевса взяться за голову двумя руками и крепко сжать виски. Но это не помогло. Как и не помог долгий взгляд по редким рядам царедворцев, что держатся от трона своего императора на положенном расстоянии. Не помогло и созерцание расписного потолка и мозаичных стен императорского дворца. Не добавил, а вовсе наоборот, усилил боль двуглавый орел, вытканный серебром на растянутом алом штандарте василевса за спиной престарелого правителя.
И зачем он только повернулся? Зачем он увидел этот герб рода Палеологов?
«… един Бог – един василевс – единая империя. Где многовластие – там и неразбериха, погибель для подданных!»
Именно предок ненавистного молодого соправителя Иоанна из династии Палеолога возвеличил этот древний символ языческих народов, вывезенный им из глубин Азии. О чем думал старый император Михаил Палеолог, сажая изображение не существующей в природе птицы на флаги, стены зданий, на шелковые подушки и даже на собственные сапоги, понять и трудно и все же возможно.
С одной стороны, это ответ ненавистным германским императорам, решивших широко использовать изображение римского орла на своих знаменах и регалиях. Этим они еще больше думают подчеркнуть свое право считаться истинными наследниками величия Древнего Рима. Но законный наследник уже давным-давно определен. Византия! И только она. И двуглавый орел это не одна голова. Византия одновременно следит и правит Западом и Востоком. И Европой и Азией!
К тому же двуглавый орел не только символ древних богов, он и хранитель, и защитник от потусторонних сил. В архивах дворца хранится множество свидетельств путешественников и купцов, видевших изображение этой птицы охраняющей дворцы, дома и даже тысячелетние пещеры по всей Азии и даже в немыслимо далекой Индии. А если к этому прибавить то, что грозные воины викинги, много веков составлявших личную охрану византийских императоров, верующие в своих северных богов, наносили на свои щиты изображение именно двуглавой птицы, то становится ясным – двуглавый орел символ более распространенный и могучий, чем символ Юпитера
[6]
.
Вот только… Не стал ли этот двуглавый символ пророком, предсказавшим то, что в империи появится две головы, два императора? А теперь, с объявлением соправителем и старшего сына Иоанна Кантакузина, и вовсе – три!
Если одна голова на плечах так адски болит, то, как болят две? А три?
«… един бог – един василевс – единая империя. Где многовластие – там и неразбериха, погибель для подданных!»
Никак не может избавиться от противного ночного голоса премудрой августы Анны несчастный василевс Иоанн Кантакузин. Есть вина его в том, что на истерзанном теле империи много голов, и смотрят они в разные стороны.
– Чудо. Только чудо, – одними губами произнес Иоанн Кантакузин.
Но в огромном и гулком помещении эти слова слышат все из тех немногих, что еще остались при дворе.
* * *
– Ты слышал? Он сказал чудо. Только чудо!
– Нет, не слышал, – не моргнув глазом, ответил Никифор.
Ему ли правой руке самого эпарха
[7]
Константинополя, искушенному во всех и всяких делах и делишках дворцовой жизни ловиться на возможных хитростях и без сомнения затеваемых интригах.
– Не может быть. Это все слышали. Все!
А, может, это и не хитрости, а просто глупость, граничащая с отчаянием? Смотри, как побагровело лицо Василия Теорадиса. Не подобает самому паракимомену
[8]
самого василевса пребывать с таким лицом! Может, он и в самом деле поглупел и утратил многолетний опыт дворцовой жизни? Вон как с жирных щек стекают ручейки пота. А, может….
Был когда-то при Иоанне Цимисхии временщик, и он же паракимомен Василий Нофа, евнух. Посетовал василевс, что многое из государственной казны попадает в руки его постельничего, и что же? Умер вскоре василевс.
Осторожным нужно быть со словами. А этот, как и тот паракимомен. К тому же, как и тот – Василий. И также евнух по преемственности.
