— Ваше сиятельство, — дрожащим от волнения голосом произнес Фёрнер, — я уже не раз говорил вам это, и повторю вновь: главную угрозу для Бамберга представляют не кайзерские чиновники, а Георг Хаан. Он всячески препятствует осуждению пойманных ведьм. Не удивлюсь, если выяснится, что именно с его помощью Хейеру удалось скрыться от стражи.
— Выяснится — поговорим.
— Он подписал ходатайство об отмене законов о колдовстве и переманил на свою сторону половину Сената.
Злые кабаньи глазки князя-епископа сощурились.
— Вот здесь ты прав, викарий… — протянул он. — Наш общий друг Георг сделал большую ошибку…
Фёрнер понизил голос.
— Избавьтесь от него, ваше сиятельство! Выньте занозу, которая мешает всем нам.
— Нам? — переспросил фон Дорнхайм. — Не путай, викарий. У нас с тобой судьбы разные. Канцлер мне нужен: у него связи, он узнаёт обо всем, что происходит в Империи, быстрей, чем кайзерские секретари. Кругом война, Фридрих, и нас бросает, как зерно в пустой сумке. Зазеваешься — попадешь на жернов. Я легко смогу обойтись без тебя, а вот без Хаана мне конец. И потом: уберу его, и ты останешься один, а? Меня этот расклад не устраивает. До тех пор пока вы вдвоем, пока вы доносите мне друг на друга, пока не даете друг другу спокойно спать, мне не о чем беспокоиться. Человек уверенней стоит на двух ногах, нежели на одной, верно?
Князь-епископ снова отхлебнул пива и коротко бросил:
— Что у тебя еще?
— Недавно я разговаривал с одним итальянцем, ваше сиятельство. Он инженер, его зовут Джованни Боналино
[28]
.
— И что он тебе предложил, этот итальянец? Усовершенствованную жаровню?
— В каком-то смысле да, ваше сиятельство, — сдержанно улыбнулся викарий. — Цены на древесину выросли, и поэтому каждое сожжение ведьм приносит слишком большие убытки казне. Синьор Боналино предложил способ, который позволит в несколько раз сократить эти расходы.
— Вот как? — подался вперед князь-епископ. — Ну-ка, ну-ка… И что же он предложил?
— Построить специальную печь, — пояснил викарий. — Если вашему сиятельству будет угодно взглянуть, у меня имеются при себе чертежи… Итак. Печь будет представлять собой круглое кирпичное здание высотой восемь или девять футов. Примерно такое, как нарисовано здесь. Железная дверь в боковой стене предназначена для палача и его помощников. Через нее они смогут заходить внутрь, чтобы развести огонь или убрать пепел после закончившейся… э-э-э… процедуры.
— Каким образом туда будут попадать тела колдунов? — спросил князь-епископ.
— Внутри здания закреплена прочная чугунная решетка. Осужденных будут доставлять на крышу здания по вот этой лестнице на внешней стене. Видите, вот здесь ступеньки? На крыше имеется широкое круглое отверстие — именно через него колдунов будут сталкивать вниз, на решетку. Синьор Боналино заверил меня, что устройство печи позволяет сохранять жар в течение достаточно долгого времени и уменьшить расход древесины едва ли не в десять раз по сравнению с обычной казнью. Разумеется, печь позволяет сжигать осужденных и мертвыми, и живьем.
Фон Дорнхайм рассеянно покивал, что-то высчитывая в уме.
— Скажи мне, викарий, — произнес он с непривычной задумчивостью, — этакую печку можно возвести где угодно? Или твоему итальянцу требуется какое-то специальное место?
— По его словам, самое лучшее место для подобного сооружения — на берегу озера или реки. Тогда пепел, который будут выгребать из печи, можно будет сразу же сбрасывать в воду.
Фон Дорнхайм важно кивнул и поднял вверх красный мясистый палец.
— Вызови итальянца ко мне. Если этот потомок Цезаря окажется толковым малым, строительство надо немедленно начинать.
— Когда вам будет угодно принять его, ваше сиятельство? — учтиво поинтересовался викарий, убирая со стола чертежи.
— Завтра же.
И князь-епископ снова надолго припал к серебряной кружке.
Глава 7
Карета ехала по склону горы вниз, скрипя и раскачиваясь на поворотах.
Викарий выглянул в окно и бросил взгляд на отдаляющийся Альтенбург
[29]
— невзрачный, приземистый замок, с торчащей посередине серой каменной башней. Заросший бурьяном ров, узкие щели бойниц, круглые площадки пушечных бастионов. Здесь, в замке, есть собственная конюшня и псарня. Есть винные погреба и просторный хлебный амбар с запасом муки на несколько месяцев. Есть глубокий колодец и даже клетка, в которой фон Дорнхайм держит пойманного на охоте медведя.
Впрочем, все эти стены, бойницы и пушки — не более чем устрашение для простолюдинов, напоминание о том, кто обладает властью над ними. Серьезной осады замку не выдержать. В прошлом столетии его без труда захватил и разграбил этот варвар Альберт Алкивиад, бранденбургский маркграф
[30]
.
Губы викария скривила презрительная гримаса. Гогенцоллерны
[31]
, наглые бранденбургские князьки… Они всегда вели себя вызывающе, никогда не считались ни с кем. Чего стоят только прозвища, которые они добавляют к собственным именам — Альбрехт Ахилл, Иоахим Гектор, Альберт Алкивиад
[32]
… Как мало, должно быть, осталось в их душе истинного благочестия и смирения, как мало они помышляют о Боге, если их идеал — это Ахилл и Гектор, язычники, не знавшие ничего, кроме битв и пролития крови…
По стенам замка прохаживались часовые в закрытых черной кожей кольчугах. Под рукой у князя-епископа постоянно находится не меньше сотни людей — хорошо обученных, вооруженных, повинующихся каждому его слову. И это не считая уличной стражи, и солдат гарнизона, и солдат в расположенных неподалеку от Бамберга крепостях. Но что толку от стражи, когда речь идет о защите от черной магии, от смертоносных заклятий и хитростей демонов? Вера и убежденность в собственной правоте — вот истинная крепость, которую только может создать человек. Крепость, над которой не властны ни грубые осадные орудия, ни землетрясения, ни пороховые мины. Крепость Света, крепость, которая утвердит себя над поверженными слугами дьявола.
