И он, едва выпив свой утренний кофе, забурился в Интернет: решил обогатить свои познания.
...Выбрался он оттуда не скоро, полностью больной. Нет такого слова в русском языке, которое описывало бы то состояние глубокого отторжения, которое он испытывал. Хотелось, как в детстве, чтобы кто-нибудь ему сейчас сказал: ну что ты, глупыш, это же только сказка, страшная сказка, и все!
Но это было не сказкой и даже не было киношным триллером – это было действительностью. За гранью человеческого понимания.
Стараясь отделаться от омерзительного ужаса, Алексей вышел прогуляться. При ходьбе пешком ему всегда хорошо думалось, словно все лишнее, ненужное облетало под легким ветерком, оставляя в голове только ценные мысли.
Пришлось ему признать, что все те представления о маньяках, которые он до сих пор имел, не стоят и гроша. Среди них были люди из формально хороших семей, даже вполне балованные в детстве. Что, впрочем, не означает недостаток той любви, о которой говорила Вера... Среди них были люди с довольно развитым интеллектом, имевшие высшее образование и приличные должности. Пусть такие экземпляры встречались довольно редко, но все же они сводили расхожую идею о тяжелом наследии детства к нулю. И приводили, тыкали детектива лбом в болезнь. В отклонение от нормы, испорченный ген – и нет в мире логики и психологии, способных объяснить это явление. Нету. И ничего он, Алексей Кисанов, самодовольно рассуждавший о превосходстве своего опыта и умения чувствовать чужую душу, – ничего он не сумеет почувствовать. Это инопланетяне, и бессмысленно прикладывать к ним человеческий опыт и знания...
Хотя малюсенькая польза от погружения в пучину этого дерьма все-таки имелась: Алексей убедился, что желание остановиться – точнее, быть остановленным – отнюдь не редкое явление среди этих убийц.
Кроме того, он вычитал пару нетипичных случаев, в которых изобретательный маньяк действовал разными способами убийства, хитроумно сообразуя их с обстоятельствами, но все-таки всегда оставлял свой знак, хоть малюсенький, – свою подпись...
Из этого явственно вытекало маньяковое тщеславие, Вера была права. Маньяк самоутверждался, он что-то кому-то доказывал – и он желал, чтобы его доказательства дошли по назначению! Откуда и все эти знаки. Если актеру нужна публика, выражающая признание аплодисментами, то маньяку нужна публика, выражающая свое признание ужасом. Как ни дико звучит...
Арбат шумел, как всегда, праздным гулом людских голосов, и это было хорошо. Вокруг ходили нормальные люди. Кошмар от погружения в Интернет стал понемногу отпускать его...
И вдруг он увидел Бенедикта. Тот даже не прятался. Он сидел на ступеньке возле какого-то магазина, подставив лицо еще теплому солнцу.
Алексею было до такой степени неприятно его видеть, что он чуть не повернул обратно. Но тут же спохватился и, упрекнув себя в малодушии, продолжил свой путь по улице. Когда до Бенедикта оставалось несколько шагов, тот приоткрыл свои чайные глаза, посмотрел на детектива и послал ему двумя пальцами воздушный поцелуй. После чего снова закрыл глаза и подставил лицо солнцу...
С трудом удержавшись от желания вмазать по этому пухлому рту, по ярким, чувственным губам, Алексей свернул в переулок. Прогулка была испорчена. "Привет от маньяка" завис в воздухе, как издевательский восклицательный знак...
Второй рабочий день подходил к концу, а у Алексея не было даже идеи. Даже махонькой зацепки не было. У него имелись подходы в ЗИЦ, Зональный информационный центр МВД, где хранится информация обо всех преступлениях в Москве, но надо же знать, что там искать... ЧТО?
Весь вечер он соображал. Точной статистикой он не располагал, но знал, что, по официальным данным, в Москве за прошлый год было совершено примерно 1300 убийств. Раскрываемость порядка семидесяти процентов – то есть где-то около четырехсот остались безнаказанными. Теперь, известно, что среди жертв большинство – женщины. Так что из этой цифры отнимем примерно половину, которая приходится на мужчин и детей...
Далее, незамужние, – отнимем наугад еще половину. Итого, цифра должна быть где-то в районе пятидесяти. Это очень, очень много... Что можно еще отнять от этой цифры? Пожалуй, убийства с изнасилованиями. Как следовало из прочитанных материалов, у маньяков почти всегда имелись проблемы с потенцией. "Почти" не покрывает все случаи, конечно, но Алексей рискнул: ведь Бенедикт настаивал на том, что почерк у него разный... Кроме того, нужно отмести убийства на бытовой почве. Раскрываемость у них высокая, большинство совершаются по пьяни, и убийц берут тепленькими. Но какая-то доля остается нераскрытой. Поэтому нужно исключить убийства, совершенные «домашними» орудиями преступлений: табуреткой, бутылкой, скалкой, кухонным ножом и так далее.
Останется число в районе тридцати, среди которых нужно найти двенадцать...
Правда, еще порядка тысячи человек в год пропадает без вести – неужто искать среди них? С этим он ни за что не справится за тридцать дней...
Кроме того, существует энное количество случаев, по которым милиция отказалась от возбуждения дела, чтобы статистику не портить...
Однако, если исходить из логики его заказчика, он вряд ли предложил бы детективу искать среди несостоявшихся дел и ненайденных трупов. Это выходило за правила игры. Тщеславие убийцы состояло именно в том, что его до сих пор не поймали! Но если его никто не ловит, то и гордиться нечем! Так что его знак должен быть среди той тридцатки, которую он примерно вычислил, – непременно должен быть!
И, значит, он есть в ЗИЦ!
4 октября
Можно было бы и по телефону объяснить, но Алексей предпочел договориться со старой приятельницей об ужине в ресторане прямо сегодня же вечером. Он никогда толком не знал, как нужно платить за любезности. Как измерить свою благодарность? Как определить цену услуги? В каких единицах должна быть выражена его признательность? Букетом цветов? Коробкой конфет? Бутылкой ликера? Приглашением на ужин? Или лучше единица будет денежной?
С Тамарой – девушкой не самого юного возраста, но зато при самом главном, самом ценном компьютере МВД – система мер и весов была уже давно установлена: ужин в хорошем ресторане ее вполне устраивал. Вкупе с некоторым количеством задушевных излияний и восклицаний, должных приземлиться на жилетку детектива. Он-де понимающий и тонкий. А они все козлы. И только он может понять, – но при этом он не нужен, а "козел" понять женскую душу категорически не способен, – но он-то как раз и нужен...
В этом сплетении женских эмоций Кис изрядно поднаторел за последние годы. И если бы требовался от него честный совет, то он мог быть только таким: гони его к чертям собачьим, Тамара (Маша, Наташа)!
Но Тамара (Маша, Наташа) хотела отнюдь не такого совета. Не хотела она его гнать к чертям собачьим. Она хотела его приручить. Его, неприручимого.
Девушки всех возрастов хотели чуда. И он с этим смирился постепенно, научился обходиться какими-то гладкими и бессмысленными словами, которые, к его непомерному удивлению, действовали на них, подобно заклинаниям шамана. Они уходили просветленные, с надеждой смотря в свое безнадежное будущее и с трепетной благодарностью "отличному мужику и настоящему другу", Алексею Кисанову, который самым неведомым образом им эту надежду подарил.
