...Он мстит Алеше за что-то... Наверное, Алеша отправил за решетку кого-то из его близких... Или его самого, а он отсидел и вышел на свободу, а теперь мстит... Прикидывается маньяком, чтобы заставить Алешу сюда прийти...
...Надо Алешу предупредить!!! Тут ловушка!!! Этот Бенедикт, он хочет его убить!!!
...Но как Алешу предупредить???!!!
...Но если Алеша сюда не придет, то Бенедикт убьет меня!!!"
Александра закрыла ладонями лицо. Чувство бессилия заполонило ее. Отчаянного бессилия. Такого отчаянного, что она почувствовала слабость во всем теле. Даже заплакать не было сил. Впрочем, в слезах нет никакого ни смысла, ни толка, так что вовсе незачем плакать... Думать надо!
Но думать не получалось. Ни одной мысли не было. Ни одной. Она просидела на диване еще какое-то время, бездумно слушая радио и бездумно поглядывая на книгу. Потом вдруг схватила ее, положила на колени и открыла.
..."Человечество до сих пор мается в двух крайних определениях любви: первое из них романтически-возвышенное, идеально-нереальное чувство; второе же упрощенно сводится к сексу. Но ни один из этих взглядов на любовь не описывает ее истинной сущности...
Любовь к другому есть, по сути, разновидность любви к себе. В любви к, казалось бы, Другому мы, на самом деле, любим свое Я, отраженное в восхищенных глазах Другого..."
"...Это значит, я люблю Алешу потому, что он ценит меня? А он меня потому, что я ценю его? Но как же тогда другие "восхищенные", которых у меня тьма-тьмущая? Почему я никого из них не любила?
Или... Или они не так ценят? Не то ценят? А Алеша увидел, распознал именно ТО? Что важно для меня, что я сама в себе ценю?"
Она снова опустила глаза в текст. "Другой вопрос, в чем именно видится ценность этого восхищения. Для кого-то важно, чтобы был оценен его талант, для кого-то красота, для кого-то душевные качества, для кого-то социальное положение и так далее. При всем многообразии схема здесь общая: потребность в восхищении.
Вот почему люди так нуждаются в комплиментах и так падки на них. Я уверен, что вы это не раз наблюдали в жизни. А особо наблюдательные замечали и за собой. Вспомните, какое радостное тепло растекается по телу, когда вам говорят лестные вещи. Как зажигают они ваши глаза и наливают щеки румянцем удовольствия... Не так ли?
Теперь, если вы согласны со мной, то вам легко будет согласиться и со следующей мыслью: причины собственнического отношения к Другому кроются как раз в том, что при измене или разрыве мы словно теряем часть себя. Перестав отражаться в восхищенных глазах Другого, мы теряем свою высокую цену, свое величие. А смириться с такой потерей неимоверно трудно..."
Александра ощущала сильное сопротивление этим словам. Ей не хотелось соглашаться с ними, но, чтобы не согласиться, нужно было найти аргументы, внятные возражения, формулировки. А ей сейчас было некогда. Текст затягивал ее, он вел ее к чему-то важному, и она торопилась.
"Отчего мы часто преследуем изменника или изменницу – скандалами, слезами, угрозами, а иногда используя запрещенные методы. И все для того, чтобы вернуть свое утраченное Я.
Вы, разумеется, никогда так не поступали, мой читатель, но вы наверняка наблюдали у других пар, как иногда пытаются не слишком красивыми способами вернуть любовь те, кто ее потерял".
"...Ну, допустим. Что-то в этом есть. Я действительно видела подобное... И что с того?!"
«Теперь, если вы со мной хотя бы отчасти согласились...»
"Этот тип просто читает мысли!"
«... то вам будет легко понять феномен маньяка. Это человек, который остро нуждается в признании и, не умея его получить естественным путем, добивается силой».
"...Ага, я сейчас зарыдаю от сострадания!"
«Даже если вам не нравится мое определение любви как признания нашего Я, как потребности отразиться в восхищенном взгляде Другого, следовало бы понять хотя бы то, что потребность в этом чувстве у любой человеческой особи крайне высока. Несмотря на модный в современном обществе цинично-ироничный взгляд на любовь, ни одно человеческое существо не может обходиться без нее. Это самая сильная потребность человека после первейших физиологических потребностей организма».
Александра пропустила несколько абзацев, в которых описывались «обходные пути получения любви-признания», как то слава или власть, и вперила взгляд в тот текст, который ее интересовал: "И маньяк есть лишь крайнее, болезненное воплощение этой потребности. Неудовлетворенной, разумеется. В чем и корень зла.
По разным причинам, социальным, физическим и психологическим, он не может добиться признания. Отчего он тоже ищет обходных путей. Но для него невозможны пути славы или власти (все по тем же причинам) – для него единственный оставшийся ему способ есть насилие. В подчинении себе Другого он видит признание собственного Я, отраженное в страхе жертвы...
Я не намерен взывать к вашему состраданию, призывать пожалеть маньяка. Но я хочу обратить ваше внимание на то, что, к примеру, супруг-скандалист, постоянно упрекающий свою вторую половину в отсутствии внимания (то есть в утраченном восхищении), тоже прибегает к методам насилия. Разница не в сути, а в степени насилия..."
...Или все-таки Бенедикт – маньяк? Зачем он ей принес эту книгу?! Чтобы она, его пленница, получше поняла его маньячную душу???
– ...Вы заглянули в книгу, которую я вам принес? – прополз под дверью голос Бенедикта.
Александра вздрогнула. Погруженная в чтение, она не уловила звук открывающихся входных замков, и теперь у нее появилось отвратительное чувство, словно к ней подкрались сзади.
Она помедлила, прежде чем ответить, не зная, что стоит за этим вопросом.
– Дда... – выдавила она из себя наконец.
– И что скажете?
Она решительно не знала, что сказать.
– Вам эта монография кажется интересной? – уточнил свой вопрос Бенедикт.
– В общем... любопытно, – ответила она.
– Любопытно?
Голос его сделался ледяным, и Александра ощутила страх, животный страх, перехвативший горло. Если он решит взломать ее дверь... то бежать ей некуда.
– Да... – заставила себя ответить она, стараясь придать голосу непринужденность. – В ней есть вещи, о которых я не думала раньше.
– Например? – поинтересовался Бенедикт с интонацией сурового экзаменатора.
– Например... о сущности любви...
Ей было стыдно, что она так боится его. Но она ничего не могла с собой поделать: у нее даже колени дрожали.
– На какой вы странице?
– На седьмой...
– Мне казалось, что у журналистов имеется профессиональная привычка читать быстро.
