Книга Хроники пикирующего Эроса, страница 15. Автор книги Анна Яковлева

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Хроники пикирующего Эроса»

Cтраница 15

Помню поначалу себя в интернате: кареглазая пятиклассница, ангелочек, образцовая пионерка с плаката, косы «корзиночкой» уложены, в красном галстуке, пою во всё горло песню «Гайдар шагает впереди» и отдаю салют под портретом Ленина. Папка в отпуск несколько раз приезжал из своего Афганистана и хоть бы чего стОящего привёз — кофточки, юбочки одни, тьфу. Нет чтоб золотишко, камешки. Правда, в интернате за это меня модницей считали, первой девкой на селе, ни у кого таких тряпок не было. Как пройдусь — все девчонки от зависти корчатся.

Интернат был с усиленным изучением английского — это мне тоже сильно пригодилось в жизни. Красивая была — глаз не оторвать, даже женщины и дети на улице оглядывались. А я иду с высоко поднятой головой, волосы распущенные до самой попы — хотели не пустить на экзамен с такой причёской, да обломались, я с ними давно научилась обходиться. На белом парадном фартучке приколот комсомольский значок — десятый класс, пишу сочинение «Делать жизнь с кого бы?» Ага, «я себя под Лениным чищу» и «уберите Ленина с денег!» — а только «деревянные» и перепадали, на шампуни какие и хватало да на «Клима», единственные тогда в продажу у нас французские духи такие выбрасывали.

В мединститут папочка устроил, конечно. Училась я там лет десять, что ли. Год протянешь — академка, через годик — ещё раз, а потом и ещё. Нет, здоровьем Бог не обидел, только бланкеткой, когда днём учишься, а только вечером — на работу, много не намолотишь, а уж не до учёбы точно: то залетишь, то засопливишься, то триппер, то сифон — у всякой профессии есть свои профзаболевания. Глушняки — удачные для заработка дни — при таком расписании выпадали редко, а клиента в «Национале» пасти надо, чтоб тебя выбрал да в следующий приезд не забыл.

На время очередной «академки», когда в «Национале» временно ввели какие-то особые строгости, папаня, он уже был тогда главврачом большой московской больницы, устроил меня к себе на работу.

Да, морг — не лучшее рабочее место для нежной девочки, его красавицы-доченьки, но ведь она уже прошла в институте опыт анатомички, неужели всё же нервы не выдержали и девочка упала в обморок, думал отец: вызвали его ночным звонком из клиники. В трубке сказали: «Николай Николаевич, приведите в чувство вашу дочь». Поехал.

Ну, поддали мы тогда хорошо, в морге-то. А вокруг мертвяки. И так весело стало: они — мёртвые, а мы-то — живые! И от той радости хотелось петь, плясать и с санитарами трахаться — ведь живые же! А когда вокруг трупы, ох как остро наслаждение… Завели маг, и пошла я, голая, на столах цинковых выдавать стриптиз, а это не всякая умеет. Перепрыгивала от одного покойника к другому и к ним, трупакам, обращала самые призывные па, а вокруг гоготала вся компания. Смешно ужасно. Я красиво танцевала, а папаня не оценил, прогнал со скандалом. Говорю ж, не любил он меня, только выпендривался, разыгрывал роль хорошего отца, а на самом деле плевать ему на меня было с высокой колокольни.

И начались опять регулярные визиты в «Националь», иностранцы, расплачивались шмотками и валютой. Часть прибыли плавно перетекала к ментам, они нас покрывали, другая часть продавалась, а третью, заветную, я припрятывала в пакете в вентиляционном отверстии домашнего туалета.

Окончание института мало изменило мою жизнь. Пришлось работать три года врачом физкультурного диспансера, не оставляя при этом своего основного дела: папашка, зараза, нет чтобы устроить дочь на хлебное место, в Институт курортологии, к примеру, где б она всю жизнь как сыр в масле каталась, больше мной не занимался, только денег тайком от жены подкидывал, да что мне эти его жалкие сотни?

Работа валютной путаны, скажу вам честно, очень тяжкая. Всегда при параде будь, как бы себя ни чувствовала — ублажи клиента, кому засоси, кому двустволка нужна — это с двумя одновременно, значит, кому — вертолёт, это с несколькими сразу, а то молотишь как проклятая, принимаешь клиентов без перерыва, а такие попадаются, с фантазиями, что мама не горюй. И тут надо быть актрисой хорошей — и чтоб клюнул на тебя бой, и чтоб изобразить, как ты его безумно, по-африкански хочешь, и угадать, желает ли он госпожу, это мазохисты, и надо изобрести такие секс-пытки, чтоб клиент остался и доволен, и жив. Или он предпочитает роль садиста, и тогда только держись, когда он невесть что над тобой вытворяет, тут уж самой бы как уцелеть, не знаешь. А ведь защиты, «котов» или «крыши», у нас тогда не было, менты только за вход и выход брали, а что с тобой случится — всё твоё, до последней капельки, и никто не заплачет. С папиками бывало полегче, хоть и противно: дряблые ляжки, живот как у беременного, руки трясутся, попотеешь, пока у него встанет. Но пожилые мужики, они, если у них получилось, тебе благодарны за твоё молодое тело, за то, что как бы вернулась их молодость, а устают и засыпают быстро и платят прилично, сверх таксы. Главное, вот что хорошо: иностранцы путан не бьют. Получил клиент услугу — оплатил, и все дела с ним. А потом, после смены, мамке и ментам отстегни капусты какой положено, а неудачный день — натурой плати, ментуре-то по фигу, что у тебя сегодня клиент не шёл, ей вынь да положь своё. А то вытолкают взашей навсегда — куда идти? Самое страшное — выпасть в бановые, на вокзалы, или в плечевые, с дальнобойщиками, и тут уж попадаешь сплошь и на «субботники», и в «кидалово» — держит тебя где-нибудь на квартире по нескольку суток компания грязных мужиков, избивают и насилуют, насилуют и избивают — а потом выбрасывают где-нибудь в подворотне, жива ли, нет, никого не касается. Так что мы, валютные, были вроде аристократок: и обращались с нами получше, и «зелёных» мы имели в достатке, и языки знали, и подать себя могли не как лахудры какие.

Уволилась из физдиспансера и полностью отдалась своей пути-дорожке путаны. Жизнь — штука рваная, сегодня есть бабки, а назавтра куда-то испарились. Приходилось не брезговать иногда и отечественными клиентами. Но с айзиков брала исключительно долларами, таково было условие. Мешков в вентиляции уже было порядочно, туго набитых ассигнациями, когда это случилось. Мама-большевичка нашла потайное место, и когда я ворвалась в туалет, Анна рвала на мелкие клочки последние «ихние поганые деньги» и спускала их в унитаз.

Возраст мой уже был для привычных занятий критическим, юницы наступали на пятки и отбивали клиентуру, надежды накопить новый валютный капитал сделали ручкой. Пришлось жить по мужикам, то делившим меня одновременно, то передававшим друг другу по цепочке. Мечты о нормальной жизни — среди побоев, болезней и унижений — возрождались лишь дважды. Три года прожила с командированным сербом, красиво, весело и благополучно, и уже собиралась ехать с ним в Югославию, продавала мебель, как внезапно выяснилось, что серб крепко женат, имеет трёх сыновей и развод никак не входит в его планы. В другой раз снял меня на несколько недель норвежский турист. Ой, чего мне это стОило! Вышла на него крутым манером с битьем морд конкуренток, подкупом ментов и покупкой в долг дорогущей косметики, чтоб очаровать по полной, — в последний раз понадеялась устроить вымечтанную с детства жизнь «за бугром» как порядочная, благополучная и любимая жена. Но норвежец сбежал, и я, назанимав по знакомым денег на дорогу, поехала за ним, благо адрес был известен.

И там захворала. Случайная норвежская семья меня приютила, а неверный жених скрылся с горизонта окончательно. Три недели норвежцы меня подкармливали и лечили, но, наконец, сурово дали понять, что пора и честь знать. Жадные они, норвежцы, про любовь ну совсем ничего не понимают, у них каждая таблетка аспирина на счету. Обратный билет в Москву купили мне за свои деньги, потому что бабок на дорогу домой у меня не было, виза кончилась, высокоразвитая страна Норвегия не желала принимать Никусю в свои скупые объятия. И вернулась я в Москву. Гады они все, мужики эти.

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация