— Мертвую?
— Утопшую. Но я медикус, и нас учат, как действовать в таких случаях. Я выдавил воду из легких, сделал искусственное дыхание и массаж сердца. Бимжи очнулась.
— Поэтому Дандаки предоставила нам дом и велела всячески ублажать?
Он пробарабанил пальцами по столу. Я не отводила взгляда. Игрр вздохнул:
— У нас с ней договор.
— О чем?
— Я помогаю Бимжи стать Великой Матерью, а она нам — вернуться в Рому. Вместе.
Я умолкла, ошеломленная. Что Мада умирает, я знала. Рабыни постоянно об этом судачили. Они рассчитывали, что новая жрица освободит их. Я не могла на это надеяться, я ведь рома. Вечерами рабыни спорили, обсуждая претенденток Большинство считало, что изберут дочь вождя Красной орды Саруки. У той самое многочисленное войско. Но и Дандаки вспоминали. Одна из рабынь, служившая в храме (попалась на воровстве и была продана в рабство), поведала, что дочь сотницы — кровная сестра Мады. Она — бесспорный претендент, но при одном условии…
— Ты пообещал Дандаки переспать с Бимжи?
Он кивнул.
— Почему ты смущаешься?
— Не знаю, как отнесешься к этому ты.
Я выдохнула воздух. Он что, притворяется?
— Помнишь, я собирала деньги на твой контракт, и нам не хватило?
Он кивнул.
— Эмилия заняла нам денег, оговорив, что ты станешь отцом ее внучки. Я согласилась.
— Тогда мы не были женаты.
— И что?
— После свадьбы ты стала ревнивой.
— Да! — подтвердила я. — Я была такой. В первый месяц в плену я ревновала тебя до безумия. Воображала, как ласкаешь других женщин, пока я скребу шкуры, и очень злилась. Потом успокоилась… Когда руки заняты, хорошо думается — голова свободна. Я вспомнила, что ты сделал для меня. Как взял на себя выплату моих долгов, трудился с утра до вечера. Как кормил и ласкал меня, носил на руках, наконец, взял в жены. Первую нолу за тысячу лет! Я поняла, что прогневила Богиню, изнуряя себя подозрениями, и она наказала меня, отдав во власть сарм. Я решила, что ты имеешь право на счастье. Я мечтала увидеть тебя. Увидеть — и более ничего. Но я не хотела, чтоб ты приезжал. Мада, разговаривая со мной, сказала, что пленила меня с одной целью — выманить тебя в Балгас. После того, как ты забрал меня от хозяйки, я мучилась мыслью, что мы расстанемся. Я уеду, а тебя оставят, и мы больше не увидимся. Я боялась, что ты это скажешь. Оказалось: ты договорился с Дандаки. Ей можно верить?
— Она заинтересована, чтобы я исчез. Другие пришлых в Балгасе нет. Бимжи станет единственной, кто забеременел от человека, другие претендентки отвянут.
— Значит, мы сможем вернуться в Рому. Я рожу Гайю, и мы заживем, как прежде. Не важно, что нет дома, пусть будет комната в инсуле. С тобой я буду счастлива даже в палатке. Думаешь, я возражу против Бимжи? Да я сама отведу тебя к ней и прослежу, чтобы ты сделал правильно. Только попробуй увильнуть!
Он захохотал. Я шмыгнула носом.
— Мне здорово повезло с тобой, — сказал он, отсмеявшись. — Честное слово! Красивых женщин в Роме полно, а вот таких умных…
Через мгновение я сидела у него на коленях, и мы говорили, перебивая друг друга… О чем? Вам это неинтересно. Нам было хорошо. Жаль, что явилась Дандаки…
Глава 6
Игрр, преторианец. Разъяренный
Встречные сармы провожали нас долгими взглядами.
— Зачем ты нацепил эти тряпки? — проворчала Дандаки. — В Балгасе прежде не было преторианцев. Мы их даже в плен не брали.
— Трибун велела, — объяснил я.
— Валерия?
— Ты ее знаешь? — удивился я.
— А где, по-твоему, я потеряла это? — Дандаки коснулась пальцем затянутой веком глазницы. — три года назад орда под моим началом стояла под стенами Ромы как раз напротив когорты претория, и я знала, кто ею командует. У нас есть свои люди в Роме.
— Это вам не помогло! — хмыкнул я. — Вломили от души.
— Мы не остались в долгу! — буркнула сотница.
— В той битве погибла мать Виталии, — согласился я, — а сама она, как и ты, едва не потеряла глаз. Шрам на ее лбу — след моей операции. У меня вопрос: стоило ли сражаться? Кто победил в той битве, Дандаки? Сармы, потерявшие тысячи воинов и бежавшие обратно в Степь, или рома, отстоявшие свой город?
— Это Валерия велела тебе спросить? — сощурила глаз сотница.
— Сам додумался.
— Да ты, как я вижу, стратег! — хмыкнула Дандаки. — Странно, что при этом всего лишь преторианец. Что ты делаешь в когорте, Игрр? Или у Ромы кончились нолы? Ваша принцепс призвала на службу мужчин?
Дандаки смотрела хмуро, и я одернул себя: с чего задираюсь? Разговаривать нужно о другом. Сотница — мой союзник в Балгасе.
— Что тебя тревожит, Дандаки?
Он бросила взгляд исподлобья. Подумала и вздохнула:
— Плохие вести, Игрр! В Балгас прибыли вожди Красной, Синей и Белой орд. У каждой — тысячи воинов.
— Не заметно! — сказал я, привставая на стременах и крутя головой.
— Обычай запрещает вводить в Балгас войска. Это священный город. Вождю дозволено иметь охрану из сотни воинов. Остальные должны оставаться за стенами. Но три вождя — это три сотни. Достаточно, чтобы захватить власть.
— Если сговорятся.
— Думаю, это произошло, — сказала Дандаки. — Мне донесли, что вожди Синей и Белой орд ежедневно гостят у предводительницы Красной орды. Ее зовут Саруки. Они едят, пьют кумыс и бьют в бубны. Не знаю, о чем они сговорились, но опасаюсь, что Саруки добилась согласия вождей.
— Хотят провозгласить ее дочь Мадой?
— Верховную Мать избирают жрицы. В жилах дочки Саруки — людская кровь, но она потеряла право стать Мадой. Путалась с сармами и успела трижды родить. — Дандаки плюнула. — Но за Саруки — сила…
«Тысячи воинов…» — вспомнил я.
— Великая Мать знает?
— Маде известно все! — подтвердила Дандаки. — Она самая мудрая в Паксе. Покойный Луций ее многому научил. Когда они правили Степью, сармы боялись голову поднять. Но Луций умер, а теперь пришел черед Мады… — лицо сотницы погрустнело.
— Когда у Бимжи Дни? — спросил я.
— Сегодня или завтра.
— Нам нельзя терять времени.
— Игрр! — Дандаки сжала мое запястье. — Не получится. Мада пожелает оставить тебя себе, она так и сказала. Тебя поместят в храме, а туда нет хода никому, кроме жриц. Дни у Бимжи пройдут, а ко времени следующих Мады не станет. Степь возглавит Саруки. Она казнит Бимжи — и меня вместе с ней. Саруки не нужны соперницы.
— Сделай так, чтоб я воротился в твой дом.
