В прибрежном кустарнике я вырезал и очистил от коры две палочки, простерилизовал их над пламенем костра, затем приготовил и прокипятил в котелке несколько кусочков ткани, нарубленных из запасной набедренной повязки. Не бог весть какие салфетки, но других не предвидится. Влив в себя чашу вина, я подержал над огнем лезвие кинжала и подозвал Сани.
— Разрежешь с наружной стороны, — я показал как, прочертив кончиком кинжала на коже полоску. — А затем обертывай тканью, смоченной в уксусе, конец палочки и прочищай им рану на всю глубину. Делай это, пока не скажу, что хватит.
— Вам будет больно, господин! — испугалась кварта.
В ответ я только вздохнул: конечно, больно! В клинике я бы сделал новокаиновую блокаду, ввел в рану катетер и промыл ее хотя бы древним фурацилином. Только где здесь фурацилин взять? Не говоря про катетеры, скальпели, зонды…
— Я потерплю! — пообещал я. Лучше уж больно, чем в могилке на берегу. У нас, кстати, и лопаты нет. Чем выкопать?
В подтверждение своих слов я вскрыл кончиком кинжала абсцесс с внутренней стороны бедра. Сделал это довольно быстро, при этом всего два раза выматерившись. Из раны хлынул перемешанный с кровью гной. Я лег на спину и согнул раненую ногу в колене — так легче контролировать процесс. Входное отверстие с наружной стороны бедра мне недоступно, а чистку раны лучше поручить постороннему. У самого духу не хватит.
Сани схватила кинжал и присела сбоку. У-у-у! Твою мать!
— Вам больно, господин!
— Да! — рявкнул я. — Мне больно! Дальше будет еще хуже. Но если ты станешь спрашивать, вместо того, чтобы чистить рану, я брошу тебя в реку и не стану вытаскивать. Давай!
Сани закусила губу и склонилась над ногой. У-у-у! Мать твою через колесо! Сверху и снизу! Вдоль и поперек! По диагонали и вприсядку! Да что же это такое?!
С внутренней стороны бедра из раны выскочил кончик зонда с салфеткой, перепачканной кровью и гноем. Гноя было больше. Я уцепил салфетку ногтями, сорвал и отбросил в сторону.
— Еще раз!.. Твою мать!..
Ругаться, конечно, нехорошо. Но вам когда-нибудь мазали ранку йодом? Помните ощущения? А теперь представьте, что у вас не мелкая ссадина, а огромная раневая поверхность. И вот на это на живое мясо с оголенными нервами льют йод, в нашем случае — уксус. Да еще с нажимом, а рана к тому же воспалена… Представили? Так что не упрекайте меня. Без мата в клиниках и сейчас не обходится.
…Сани постаралась на славу. К концу операции я плавал в собственном поту, охрип от воплей и стер до корней зубы — так, по крайней мере, мне казалось. Одеяло, на котором я лежал, пропиталось кровью. Но главное было сделано: рана прочищена. Трясущимися руками я обмыл ногу кипяченой водой и забинтовал рану. Сани сунулась было с горным воском, но я рявкнул так, что кварту ветром сдуло. Она исчезла и где-то затаилась — надолго. Кашу пришлось варить жене. Естественно, та пригорела и вдобавок оказалась полусырой. Я заставил себя проглотить несколько ложек и повалился на одеяло. Боль в ноге пульсировала, меня бил озноб и одолевала слабость. Виталия присела рядом и положила мою голову себе на колени. От этой ласки мне полегчало.
Сани появилась, когда боль в ноге притихла. Я поманил ее рукой. Она настороженно приблизилась. Я указал место рядом. Она присела.
— Я кричал и ругался на тебя, Сани. Прости!
— Тебе не нужно просить прощения, господин! — поджала она губы. — Я всего лишь кварта.
По лицу Сани было видно, что думает она совсем иначе.
— Ты умница и очень хорошая девочка, Сани. Я кричал на тебя, потому что не мог терпеть боль. Пойми и не обижайся! А просить прощения, если не прав, нужно у всех: треспарт, димидий, кварт, нол, сарм и даже у лошадей.
— Лошади не поймут! — засмеялась Сани.
— Почувствуют и будут благодарны. Ты все сделала правильно, спасибо!
— Ты очень странный, господин! — сказала кварта. — Мы с тобой скоро месяц, а я никак не привыкну. То ты защищаешь диких сарм, которые никому не нужны, даже собственным сородичам. То спасаешь утонувшую Бимжи, а то и вовсе лечишь врагов, которые намеревались тебя убить. Почему?
Я заметил, как обратилась в слух Виталия — заинтересовалась.
— Ты считаешь, я поступил неправильно?
— Нет, господин! — ответила Сани, подумав. — Не защити ты Амагу, она не помогла бы нам в Балгасе. Дандаки, потеряв дочь, отдала бы тебя Маде, а с ее смертью ты попал бы в руки Саруки, как и госпожа Виталия. Не знаю, чем будут полезны сармы, которых ты лечил, но думаю, что пригодятся. Ты мудр и прозорлив, господин, и все предвидишь.
— Это тоже? — я ткнул пальцем в раненую ногу.
— Ты, господин, убил вождей и сумел спастись, — покачала головой Сани. — Этого никто не ожидал, даже Дандаки. Она считала твою затею безнадежной.
— Вот как? — заинтересовался я.
— Я подслушала ее разговор с Маисой. Дандаки велела после твоей гибели не выпускать госпожу Виталию.
— Почему?
— Собиралась забрать ее дочь. Она ведь чистой крови и могла стать Мадой, если Бимжи не сможет родить.
— Вонючая сарма! — выругалась Виталия. — Она ведь клялась!
— Игрру, госпожа! Но не тебе.
— Да я ее!..
— Успокойся, любимая! — поспешил я. — Тебе вредно волноваться. Дандаки ты позже зарежешь.
Вита выпустила сквозь зубы воздух и рассмеялась.
— Замечательный у меня муж, правда, Сани? — сказала, погладив меня по голове. — Веселый, умный и к тому же муштарим!
— Что это значит, кстати? — спросил я. — Сармы кричали.
— Муштарим — воин-мужчина. Давным-давно они были в Паксе. Отважно сражались, сея среди врагов страх. Их имена вошли в легенды. Немало нол и сарм ведут свои родословные от муштаримов.
— Почему их нет сейчас?
— Мужчин мало. Подвергать их опасности неразумно. Мужчин не учат сражаться, поэтому сармы не вдали подвоха.
— А он случился, — довольно заключил я.
— Ты удачливый, — согласилась Вита. — Тебя любит богиня. Поэтому нам нужно тебя беречь. Давай отведем нашего муштарима в постель, Сани! Укроем его и согреем!
С помощью спутниц я доковылял до палатки, где повалился на войлоки. Вита и Сани устроились по бокам, и, согретый их телами, я уснул.
Виталия, будущая мама. Расстроенная
Сармы ждали нас у второго порога. Первый мы миновали легко. В правой, самой спокойной протоке течение подхватило лодку и в одно мгновение вынесло на спокойную воду. Сани, орудуя веслом, отвела ее к левому берегу. Все дни мы держались возле него. Левый берег Арно пустынен: много камней и плохие выпасы. Сармы здесь не живут. Мы находили заводь с более или менее пологим спуском к воде, вытаскивали лодку на берег (унесет течением — потом пропадай!), ставили палатку и разводили костер. Кустов на берегу хватало, с дровами затруднений не было. Игрр, как некогда по прибытию в Пакс, кашеварил. Лечение помогло — нога заживала, но чувствовал он себя неважно. Ковылял, опираясь на палочку, а на стоянках большей частью лежал. Гайя в моем животе буйствовала, и я, опасаясь вызвать роды, составляла ему компанию. Из нас троих только Сани работала. Она успевала все, управлять лодкой, ловить неводом рыбу (и где только научилась?), ставить палатку, стелить постель и мыть посуду. Без нее нам пришлось бы совсем худо.
