Зрители не мешали. Просто наблюдали.
Но тем же вечером Бобр заявился в гости с несколькими бочонками пива. Уважил, понимаешь. Здешние-то медовуху предпочитали.
Мои, естественно, обрадовались, а я насторожился. Зря. Боярин всего лишь попросил взять в науку еще полсотни учеников. Уже из Гостомысловой дружины.
– Князь Рюрик не возражает, – пробасил боярин, угощая меня пивом. – А с тобой, Ульф Свити, мы сочтемся, не сомневайся.
Я был не против. Надо было налаживать отношения с ладожскими боярами, а Бобр показался мне мужиком правильным. То есть не мужиком, конечно, воином, но всё равно правильным. В отличие от того же Сыроги. А с виду и впрямь – вылитый Бобр, только что без хвоста. Массивный, щекастый, основательный. И пиво его дворня варит отменное. Давно такого не пробовал.
– Доброе пиво, – в сотый раз повторил Стюрмир. – Надо освободить место для нового бочонка. Ты со мной, Волчонок?
Праздник затянулся до середины ночи. Бобр давно ушел… Но пиво пока оставалось.
– Не-а, – замотал я затуманенной башкой. – Я – баиньки. Вот только меч прихвачу…
Вышли из трапезной втроем. Стюрмир, я и какая-то девка, повисшая на мне. Или это я на ней повис?
Вопрос сложный. Земля раскачивалась, аки палуба драккара в ненастье. Но пространство я контролировал. Слышал, к примеру, как Стюрмир с крыльца орошал княжий двор. Видел две луны в небе. Кстати, почему две? Вроде бы одна должна быть. Или это фонарь?
– Пойдем, миленький, – уговаривала меня девка. – Пойдем скорее в постельку.
– Ага, – согласился я. – В постельку. Только ты, девка, это… Я тебя имать не буду, – сообщил я своей то ли обузе, то ли подпорке. – У меня жена есть. И наложница. Спать будем. Вот.
Девка не спорила.
Мы сошли с крылечка и побрели к моему «номеру».
Нет, с пирами надо завязывать. Это уже третий с момента нашего возвращения. Если я буду столько жрать и пить, то скоро догоню старину Стюрмира. По весу.
Вход в мою клетушку – отдельный. Конунг уважил своего верного хёвдинга. Впрочем, скоро у меня свои хоромы будут. Да еще какие! С подогревом!
Я скинул верхнюю одежду и рухнул на ложе, раздумывая, как мне так половчее стянуть сапоги, чтобы не рухнуть на пол. Пока я размышлял, проблема решилась сама. Подключилась девка. Избавила меня от сапог и кожаных портков, поднесла ковш чего-то кисленького, приправленного травами, уложила в постельку, задула изложницу…
Мое сознание тем временем витало в облаках приятных, игривых мыслей. Моя прежняя позиция «не имать» ослабела. Девка пахла приятно и на ощупь была как раз такая, каких я предпочитаю в роли послевкусия дружеской пирушки. А почему нет? Мы ж в походе. Гудрун не обидится.
Темнота ласково обнимала меня. Я улыбался…
– Лыбится, сын нурманской суки! – проворчал мужской голос по-русски где-то в районе моего правого уха. – Что ты ему подмешала, Горёна?
– Порошка из дурманного корня, – отозвался, тоже по-русски, голос женский. – Ты же сказал: он должен заснуть надолго и проснуться в памяти. Он дорогенек, порошок этот. За щепоть ноготь серебра плачен.
Интересное ощущение. Я вроде бы понимал, о чем говорят. И вроде бы должен был насторожиться. Даже не просто насторожиться, а уже нащупать Вдоводел.
Но не делал ровно ничего. Мне было так спокойно, так хорошо. И тела я практически не ощущал. Я будто лежал в ванне с горячей водой в ленивой дрёме.
– За всё получишь сполна, Горёна, – пообещал мужской голос.
– А скоро ли, господин мой? – с заметным беспокойством спросил голос женский.
– Да хоть сейчас! – пообещал мужчина.
И в следующую секунду мое одурманенное сознание зафиксировало знакомый хрусткий звук, с которым хорошо отточенная сталь входит в бренное тело.
Женщина даже не пискнула.
Ненавижу, когда убивают женщин. Даже если эта женщина, судя по диалогу, опоила меня какой-то дурью.
Однако сейчас меня это почему-то не тронуло. Будто всё – не по-настоящему. Такая веселая игра. А вокруг – мои лучшие друзья.
Потом «друзья» мне вязали руки-ноги, а я только по-дурацки улыбался.
Время от времени мелькали мысли, что игра эта, может быть, и не совсем хорошая. А если вокруг друзья, то зачем им меня связывать? Но мысли эти тонули в патоке необъяснимого счастья.
– Зачем ты ее зарезал, Задорей? – спросил мужской голос. Другой.
– А затем, Шмыга, что не твоего ума дело, ешь тя опарыш! Нож не вымай. Это его, нурмана, нож. Пусть думают, что нурман ворожейку зарезал. А потом пропал.
– И зачем всё это, Задорей?
– А затем, – с раздражением пробасил первый голос, – что всё торжище видело, как нурман меня поганил. Как думаешь, на кого подумают, узнавши, что он пропал?
– А так, по-твоему, не догадаются?
«А то как же!» – мысленно заявил я, продолжая дурацки ухмыляться.
– Может, и не догадаются, – без особой уверенности проговорил косичкоусый Задорей. – А почто ты, Шмыга, так по ворожейке плачешь? Из того серебра, что ей причиталось, половина твоей будет.
– Вот так годится, – сразу повеселел таинственный Шмыга. – К воротам, говоришь, свезти? Так это я мигом!
Недолгая возня и затухающий стук неподкованных копыт довели до моего ума, что порученец отбыл.
– Поехали, нурман, – сообщил мне нехороший человек Задорей, ухватил меня поперек туловища и закинул поперек лошадиной спины. Закинул, перехватил ремнем, чтоб не свалился, вскочил на другую лошадь, и мы рысью припустили в неизвестность.
Путешествие было приятным. Я понимал, что это тоже – дурман. Человек, которого везут на лошади на манер поклажи, животом вниз после обильной во всех отношениях попойки, не может радоваться жизни. А я радовался. Всему. Даже тому, что могу избавляться от избытков пищи, никого не тревожа.
Транспортировка моего тела длилась около часа и закончилась на берегу Волхова. Я определил с помощью логики, потому что река была немаленькая.
На берегу нас ждала лодка. Так себе суденышко. Сугубо для речного плавания.
Меня уронили на лодочный поддон.
– Это он? – поинтересовался юношеский голос.
– Он, нурман подлый, ешь его опарыш! – Задорей от души пнул меня в бочину. Я улыбнулся еще шире. Больно не было.
– Что это с ним? – заинтересовался вьюнош.
– Да с зельем ворожея перебрала, – с досадой воскликнул Задорей. – Ничё! По пути очухается, и я ему покажу его место у свиного корыта.
– А худа не выйдет? – встревожился молодой. – Он же нурман! Да еще из дружины самого Сокола! Может, вспорем ему брюхо, камней напихаем да в реку на стрежне скинем? Тогда точно не найдут!
