Роман страшно нервничал, но молчал. Только когда минут десять спустя выехали на более прямой отрезок, они увидели габаритные огни. Денис ломанул так, что Ромка едва не прошиб головой крышу. В считаные минуты они нагнали автомобиль…
Это был не «Вольво».
– Денис, – произнес Роман тихо, – он нас обманул. Он на развилке поехал по прямой! Он просто встал на обочине и выключил огни! Вот и все. А мы повелись, как лохи.
Денис смерил его взглядом. Скорее уважительным.
– Ты прав, паря. Ну, мы его щас уроем, гниду! Тут дорожка одна есть, не все о ней знают даже среди местных. Мы по ней наперерез ему выйдем! Держись, паря!
«Ауди» занесло на повороте, но Денис легко справился, выровнял машину и, включив мощные фары, погнал по «бетонке» – по одной из тех дорог, которых, хоть их и немало в Подмосковье, не найдешь на карте…
День второй, вечер.
В квартире Николая Петровича
– …И тогда я увидел у него в чемодане эти листки, – вдохновенно излагал Колян свои приключения. – Прочитал и, прикинь, что узнал…
Он выдержал паузу для пущего эффекта.
– Ну?
Голос Васяна, даже если он и придал ему некоторое скептическое безразличие, выдавал его нетерпение и досаду. Досаду на то, что не он надыбал чужие увлекательные секреты и сейчас ему приходится довольствоваться ролью слушателя.
– А то, что мамаша этих детей никакая не мать-одиночка! Серьезная женщина такая, журналистка. Известная причем! И муж у нее тоже не какой-нибудь, а детектив частный! И глянь сюда, – Колян ткнул пальцем с нешибко чистым ногтем в листок бумаги, – тоже не последний человек! Ну, скажи мне, стали бы такие люди брать к себе ситтером какого-то мальчонку?
– Ситтером! Бебиситтером, темный ты, Колян!
– Ладно тебе! Какая разница?!
– А почему бы им мальчонку не нанять?
– Ну, где это ты видел мальчонок, чтоб с чужими детьми сидели?!
– Удивляюсь я тебе. И телик у тебя вроде есть, да вот не знаю, ты по нему только футбол, что ли, смотришь? А там, между прочим, передачи разные бывают, в которых рассказывают про то, про се. И что вот молодежь у нас принялась подрабатывать разными услугами.
– Васян, ты бы пальцами-то не крутил, а? Я ж не просто так, я ж на место поехал! И все узнал! У этих вот, журналистки с детективом, – у них гувернантка к детям ходит! И Митька им без надобности!
Васян не нашелся что ответить, сраженный доводами приятеля. И потому с достоинством промолчал.
– Я сразу понял, что дело нечисто! Одежонку детскую Митяй заранее купил! А сам сказал, что неожиданно, мол, у подруги отец заболел! А какое же «неожиданно», если одежонку он заранее приобрел? Значит, в планы входило, понимаешь?
– Понимаю. Не глупее тебя, – поджал губы Васян.
Но Колян не заметил кисловатой морды приятеля, ревниво отнесшегося к его сыскным успехам, и горячо продолжал:
– Так я сразу сообразил, что неспроста это! И поехал к этой киностудии! А там, ля-ля-тополя, дом ихний нашел, с бабульками да мамашками поговорил… И знаешь, чего я разузнал?
Васян молчал, но и Колян упрямо выдерживал интригующую паузу. Наконец Васян сдался.
– Ну, чего? – спросил он небрежно (это чтоб Колян не задавался слишком), хотя сам сгорал от нетерпения услышать продолжение.
– А вот чего! Украл Митька этих детей, вот чего!!!
– Укра-а-ал?! – Спесь моментально слетела с Васяна, настолько он поразился.
– Украл, – с суровым достоинством подтвердил Колян.
– Откуда ты знаешь?!
– Да там весь район жужжит! Что у этих, журналистки с детективом, двойню украли!! А дети – те самые! По фотке видно же!
– Во дела… А зачем ему детей красть? На фиг они ему?
– Темный ты, Васян, – с удовольствием вернул мяч Колян. – Ради выкупа, зачем еще!
Он выдержал паузу и добавил:
– В милицию надо сообщать. Дело-то серьезное…
Васян надолго впал в молчание, и инвалид наслаждался произведенным эффектом. Нечасто ему удавалось поразить приятеля!
Вместе с ногами Николаю Петровичу отрезало почти весь мир. Конечно, были у него телевизор и радио, и все новости он мог узнавать, как любой другой человек, но дело же не в новостях! Общение его резко сузилось вместе с возможностью свободного перемещения в пространстве – возможностью поговорить с живыми людьми. На кой ему новости, спрашивается, если их не с кем обсудить?
Васян, Василий Федорович, был единственным человеком, с которым он мог обсуждать все на свете. Больше того, он словно приносил дыхание мира. Дыхание людей, их мысли и помыслы, их эмоции – все то, что прикованный к креслу Колян мог сам улавливать в гомеопатических дозах в свои редкие выходы в магазин…
Редкие, потому что часто он выходить не мог. Колеса руками крутить – полбеды, тем более что за годы инвалидности он натренировал мышцы, а теперь, когда негодник Митька ему моторчиком кресло оборудовал, так и вовсе лепота… Но только даже с моторчиком по ступенькам не поездишь! А они повсюду, ступеньки, – и в подъезде, и в магазине, и в метро. О пандусах для инвалидов никто не позаботился. Слова говорят десятки лет, а пандусов как не было, так и нет. Где-то есть, построили, но не там, где Николай Петрович живет… И что же ему, людей просить его на руках нести через ступеньки, что ли?
То-то, не попросишь… Николай Петрович в общем-то наловчился скатываться из своего подъезда прямо по ступеньками – бряк, бряк бряк, – но делал он это редко. А ну как кресло рассыплется, кто ему новое забесплатно даст? А за деньги – так нет у него денег таких…
Продукты ему по большей части Васян приносил. Иногда даже супчику домашнего, что жена его готовила, или котлеток там… Вот и выходило, что Васян стал для него источником пищи и земной, и душевной. И Николай Петрович был благодарен ему за это. Ответить вот только ему нечем особенно…
Хотя это как посмотреть. Василий любил приходить к нему. Во-первых, сбегал от своих «баб», отдыхал. Жена его не злобствовала, сама была, похоже, рада, что муж под ногами не путается. Квартира у них маленькая, а народу много… Потом, конечно, собутыльниками они были задушевными. Петрович пил поболе – ему с утра никуда не торопиться, – тогда как Васян пил аккуратно, меру знал. Шоферил он на пере-конверт-ира-ванном (именно так произносил это слово Колян, чтобы не запутаться: пере мешать конверт сИра иванна) военном заводе. Теперь посуду там делали и игрушки, цирк!
Ну, цирк не цирк, а на работу Васяну с утра надо. Потому пили они так: Колян рюмочку, Васян полрюмочки, Колян рюмочку, Васян полрюмочки…
Не последним делом было и то, что Васян страсть как любил поумничать да поважничать. Если бы Николай Петрович сумел подобрать правильные слова, он бы сказал, что представлял собой для Васи идеальную публику: перед инвалидом приятелю было легко и умничать, и важничать. Но слов таких Колян не произносил даже мысленно, просто чувствовал, что приятелю нравится повыпендриваться. Он, в общем-то, не обижался, но иногда все же хотелось взять реванш.
