– Антон Романыч, Москва! Соединять?
– Кто? – занервничал храбрый майор. В его сложном положении, снимая трубку, нужно быть на чеку. Особенно когда по служебному звонят. Опять, наверное, какой-нибудь генерал о сосланном подчиненном вспомнил, будь они все неладны со своей заботой о кадрах!
– Не представились.
Ну вот еще, новости! Как прикажешь разговаривать, когда даже не оставляют времени фамилию в поисковике набрать?
– Ладно, соединяйте.
Упремся – разберемся!
– Здравствуйте. Это Антон Романович? – раздался в трубке незнакомый вежливый баритон.
Золотов уверенно подтвердил. Да, он самый. С кем честь имею?
– Плетнев?.. – недоверчиво уточнил тот, кто был на другом конце провода.
– Совершенно верно. Плетнев Антон Романович.
В трубке кто-то молчал и напряженно сопел. Золотов, занятый делами, поторопил нерешительного гражданина из Москвы:
– Алло! Я слушаю. Говорите.
Московский гражданин стоял в кабинете директора театра имени Гоголя и ошарашенно разглядывал телефонную трубку, как будто из нее вот-вот должен был вылезти фантастический киношный Чужой. Вылезти, опутать щупальцами сначала Плетнева, а затем и всю Москву, всю страну, весь мир. И только от Антона зависела победа.
– Моя фамилия Иванов… Юрий Иванович, – спохватился, наконец, он. – Вы меня не помните?
Молчать дальше было невозможно. Этот загадочный лже-Антон Романович может подумать, что связь прервалась, трубку бросить. А что сказать своему двойнику, Плетнев придумать не успел.
– Если честно, нет.
Храбрый майор Фейк занервничал еще сильнее. Что за Иванов? Должен он его помнить или необязательно? Вдруг они в школе за одной партой сидели? Но это еще полбеды – однокашника не признать. Гораздо хуже, если это коллега или сосед по кабинету. Крайне неловко получается.
– Я из Калининграда, – пояснил московский незнакомец, – вы занимаетесь моим делом. По краже антиквариата. Помните? Извините, что отрываю, подвижки какие-то есть?
Да кто ж его знает?! Хоть отрывай, хоть не отрывай.
– Как что-то появится, я сразу перезвоню, – бойко заверил Вячеслав Андреевич.
– Да, да… Извините, до свидания.
Плетнев положил трубку и призадумался. Может, он что-то не то вспомнил? Может, ему вообще на белом свете места нет? И не Юра он, но и место Плетнева занято. Хоть ложись и помирай. Тоже выход, но тогда вопрос – под чьей фамилией хоронить? Лежать с деревянным крестом и надписью «неизвестный» как-то не хотелось. И вообще не хотелось.
Печальные мысли о бренности бытия прервал вошедший в приемную Васнецов:
– Юра, ой, то есть… Антон, здравствуйте. С кем это вы?
– Сам с собой.
Сам с собой – это прекрасно! Для творческого человека даже вполне допустимо. Но неплохо было бы и с племянницей поговорить. Зачем девочке голову дурить, если эксперимент окончен?
– А с Лерой говорили? Признались, что вспомнили?
– Сергей Геннадьевич, пока нет. И вы, пожалуйста, не говорите. Вообще никому.
– Вас же наверняка ищут. И вы же не собираетесь вечно изображать из себя больного?
Нет, странный он какой-то. Может, преступник? Скрывается? Только криминальной истории Лерочке и не хватало! А не сообщить ли о нем куда следует? А куда, кстати, следует?
Плетнев словно прочитал мысли Лериного дядюшки. Это было нетрудно, любой на месте директора подумал бы то же самое.
– Не собираюсь. Но, пожалуйста, никому пока не слова. Это, Сергей Геннадьевич, и в ваших интересах. Иначе не доделаю пьесу.
Давайте теперь, вейте из Васнецова веревки! Знает ведь, прохвост, на чем сыграть! На самом святом – пьесе! То есть – контракте. То есть – деньгах. Нет, надо племяннице как-то аккуратно намекнуть, чтобы осторожнее была. Что он ее матери скажет, если выяснится, что Лерка с преступником в одном доме живет? А с другой стороны, она девочка взрослая. Васнецову о себе думать надо. Спонсор за новый срыв премьеры разденет до нитки.
Ох, стоит все-таки дачные перспективы рассмотреть. Огурцы, они надежней.
* * *
Дело двигалось к развязке. Уголовное дело. По Пузину-младшему. Не за горами тот час, когда придется направлять его в суд. С одной стороны, справедливо, но с другой – верх наглости. А если осудят, то наглость в кубе. В мировой судебной практике такого прецедента не имелось.
От сих тревожных мыслей Золотова оторвал очередной посетитель. Лесник Коля. Неужели приехал снова на мишку звать? Хватит, спасибо.
– Романыч, – по-простому начал егерь, – мне вообще-то к властям обращаться совсем неправильно. Антагонизм у меня. Но не за себя прошу, веришь? За экологию.
Ах – за экологию. Под это многое объяснить можно. Даже братве не впадлу сказать – к ментам ходил за экологию просить. Только конченый отморозок Колю не поймет.
– Совсем ведь зверь ушел. А причины сам знаешь, я тебе уже говорил. Надо решать вопрос. Срочно решать.
Золотов никаких таких причин не знал. Подразумевалось, наверно, что на охоте об этом разговор был. Но Вячеслав Андреевич тогда, приняв на грудь водочки, с непривычки захмелел и в памяти ничего путного не отложил. Кроме медведя, конечно.
Коля вкратце напомнил. Зверь, по его мнению, абсолютно не выдерживал трех моментов: соседства с химкомбинатом, влияния снующих по небу туда-сюда космических спутников и китайцев. Каким боком помешали зверью жители Поднебесной, Слава при всем своем высшем образовании догадаться не мог, но и переспрашивать не стал. Китайцы так китайцы. Хуже, если бы были североамериканские индейцы. Там просто нет шансов, международная обстановка и так напряжена до предела.
– Ну насчет химкомбината ты можешь не волноваться, – успокоил Золотов, – его как пять лет назад обанкротили, так и стоит. И еще непонятно сколько стоять будет. Экология за это время сама выправится. С китайцами тоже не помогу, это тебе к президенту надо. А вот с космосом – легче легкого!
– Гонишь? – подозрительно прищурился Коля.
– Почему? Отправлю представление в Роскосмос, чтобы над твоим лесом никто не летал. Пусть спутники сторонкой обходят.
Достали все, честное слово! Одна квитанциями трясет, триста рублей вернуть требует. Другой хочет, чтобы обычный майор силой мысли навигационные спутники поворачивал. Да, Антон Романыч, тяжелая у тебя служба!
– Ну не гони, – недоверчиво протянул Николай, – так они тебя и испугались!
Молодец! Сам догадался. Даже объяснять ничего не пришлось.
– А зачем тогда пришел?
Егерь Коля замялся. Для него ментяру вокруг пальца обвести – дело привычное. В его окружении вполне почетное. Но этот, московский, вроде ничего мужик. Прикидывается только дурачком, а на самом деле тертый. Не зря о нем весь город говорит. И вроде бы даже с понятием.
