– Выражаю свои соболезнования. Понимаю ваши чувства и даю вам два часа на адаптацию, да и от вас требуется непременная исповедь в Сеть всеобщего доверия. Немедленно. Это для вашей же пользы. Таким образом, занятие продолжится через три часа, – заключила она и направилась к выходу.
Я не заметила, как она нажала нужную кнопку, но пол в аудитории стал опускаться, а скамейки неожиданно тронулись с места. Пришлось вскочить, чтобы не упасть с этого чудо-паровозика. Менее проворные тут же попадали со своих мест. Скамейки остались лишь по краям, стены аудитории тут же окрасились проекцией пустыря. Пол превратился в растрескавшуюся землю дымчато-серого оттенка. На горизонте замаячили безжизненные стволы деревьев, скрючившихся от порывов ветра. Температура воздуха не изменилась, но почему-то сразу стало холодно и страшно. Все вдруг разбрелись по группам и стали что-то обсуждать. Я поискала глазами Кроцелла. Тот стоял совершенно ошеломленный. Казалось, его оглушили. Подойти или не стоит?
– Как ты? – дрогнувшим голосом поинтересовалась я. На самом деле подходить очень не хотелось, просто поспешила отойти от Макса с Астреей.
– Нормально, – огрызнулся Кроцелл, – не хочешь заполнить дневник? Обязательный поведенческий минимум все-таки.
Кроцелл был прав. Нужно было что-то написать. Подумав секунду, я отошла к стене, включила проекцию на браслете и вбила пару фраз. Из-за этой видеоиллюзии со стороны казалось, что я стою в одиночестве посередине пустыни, а остальной караван ушел далеко вперед… к другой стене. Чертовы иллюзии. Вот нет у них Канзы. Ни фантазии, ни красоты, ни логики. Могли бы что-нибудь попозитивнее дать. И почему у Канзы такая карта будущего? Он ведь явно мог бы принести куда больше пользы, работая в центре, а не в плешивом баре. Ладно, в отличном, но все равно баре.
Со стороны доносились обрывки чужих разговоров. Поначалу все с притворными интонациями говорили о том, какая для них утрата – смерть Алисы, но уже через несколько минут все перешли к обсуждению того, какая она была дура. Слушать это было неприятно, хотя я и была во многом согласна с большинством мнений. Мне так не хватает рекомендованного контакта, и вот сейчас, когда правила разрешают разговоры, мне абсолютно нечего сказать… Тут раздалась гулкая серена, возвещающая о начале времени для дневниковой записи. Все стали судорожно включать свои проекции и яростно вбивать исповеди.
Как только последняя проекция исчезла из воздуха, аудитория вновь приобрела привычные очертания. Стены, лавочки, пол, дверь. Последняя тут же отъехала и в проеме показалась фигура Софи Рейвен. За ней стоял кто-то еще. Раздался вой сирены, и все замолчали. Софи застучала своими каблуками. Следом за ней шла понурая… Алиса. Все повторилось. Снова тишина, волна удивленных возгласов и так далее по списку. Только Кроцелл вел себя не по плану. Он шумно выдохнул и ринулся к девушке. Алиса даже взвизгнуть не успела, как Кроцелл сгреб ее в охапку и шумно прошептал:
– Как же хорошо, что ты есть…
Все ошарашено наблюдали за этой сценой. Софи Рейвен тем временем преспокойно прошествовала к уже образовавшейся сцене.
– Мы наблюдаем сейчас иллюстрацию к Первому закону Крэй. Кто-нибудь его помнит? – громко и властно сообщила она. Все нехотя отвернулись от Алисы с Кроцеллом и стали слушать Рейвен.
– Смерть расстраивает только одного, – отрапортовал ботаник Синто.
– Примерно так, – кивнула Рейвен. – Всегда есть один человек, которого расстроит ваша смерть. Он есть всегда, каким бы отвратительным человеком вы ни были. Но он всегда только один. Это и есть рекомендованный, максимально полезный контакт. В этом эксперименте все всегда, как по учебнику.
А вот дальше последовало то, чего никто не ожидал. Софи включила ленту исповедей. По воздуху полились строчки с описанием переживаний по поводу смерти Алисы. Все писали примерно одно и то же. В разных выражениях, но смысл был один: «Сама виновата». Среди прочих исповедей я заметила свою, до предела лаконичную: «Алиса умерла. Очень жаль. Бедный Кроцелл». Нас в лицее всегда учили, что многословие чревато обвинением в безумии или глупости, причем еще неизвестно, что страшнее. Глупый Бранти частенько повторял эту поговорку старого деда Вассаго. В ленте я заметила почти дословно повторяющую меня фразу. Макс. Закончилась лента на Кроцелле. Его исповедь тоже не отличалась красотой речевых оборотов.
– Сейчас все вы обвиняете меня в неправомерном разглашении ваших секретов. Но, как вы заметили, исповеди не отличаются оригинальностью. Они не подписаны и совершенно идентичны по содержанию. Кроме одной. Так происходит двадцать лет подряд…
За спиной у Софи Рейвен стали проявляться тени заранее подготовленной нарезки. Вот заплаканная девочка кидается на шею какого-то долговязого парня за спиной Софи, вот лопоухий мальчик сгребает в охапку какую-то девушку… А вот уже выпуск Гасиона. Я тут же заметила его напряженное выражение лица. Он стоял на том же месте, что сейчас я. Кулаки его были сжаты так, что костяшки пальцев приобрели синюшный оттенок. Дверь открылась и в комнату вошла Софи, а за ней следом миниатюрная девушка с веснушками на лице. Кулаки Гасиона стали медленно разжиматься. Он сделал шаг вперед и шумно выдохнул, точно так же, как несколько минут назад Кроцелл. В этот момент из-за спины Гасиона вышел его друг, с которым я его видела в баре у Канзы. Андрас. Тупой солдафон, вечно соперничающий с Гасионом за внимание девушек. Он мне ужасно не нравился. Андрас обнял девушку с веснушками и проговорил уже в тысячный раз слышанную мной фразу: «Как хорошо, что ты есть». Затем появились новые персонажи, новые… Все закончилось на сцене, произошедшей лет двадцать назад. Молодой человек с до ужаса некрасивым, будто вырубленным из дерева лицом, кинулся к вошедшей в аудиторию писаной красавице. Она казалась самим совершенством. Ее звали Арника. Это имя воскликнул некрасивый парень. Хроника подошла к концу.
Занятия закончились поздно вечером. Я уже дошла до жилого отсека, как вдруг вспомнила о том, что обещала Канзе прийти сегодня в бар. Подавив в себе малодушное желание включить браслет на полную, чтобы он выкачал достаточно крови. Сил не останется совсем и можно будет упасть в бесконечные лабиринты глубокого сна. Я с сожалением посмотрела на браслет и повернула в строну выхода из центра.
Из головы не шел эксперимент. Первый закон Крэй означает, что в мире есть хотя бы один человек, который будет рад тому, что я жива. Ну и кто этот несчастный? Было бы здорово, если бы на роль жертвы выбрали меня, а не эту заносчивую девицу. Наверное, ее специально выбрали. Все и так знали, что Кроцелл в ней души не чает. А вот моему воскрешению никто бы не обрадовался. Во всяком случае, так же сильно.
Глава 7
Погода была отвратительная. С неба капало мерзкое подобие дождя, которое делало воздух каким-то пожухлым, как трава на газоне возле «Силенциума». Из-за тумана башня власти больше не выглядывала из проемов зданий. В ясную погоду она гордо высилась, пронзая облака.
Бар Канзы сегодня представлял собой островок, со всех сторон окруженный водопадами. Кроу сразу же увидел меня и махнул рукой, приглашая в коридор за стойкой. Вход в подсобку видно не было, но я и так знала, где он расположен. Водопад на ощупь почти не существовал. И все же минимальную плотность он имел. Воздух в том месте, где лилась вода, был чуть более вязким, что ли. Даже отталкивающим. Ощущение было такое, будто я магнит с другим полюсом.
