– Вот именно! – поднял палец Спиридович. – И я не снимаю вины с нашего ведомства и с себя лично. Потому и решил явиться к вам с этим докладом.
– И правильно сделали, генерал, – сказал Макаров. – Я тотчас же распоряжусь, чтобы этого вашего инженера немедленно задержали и допросили. Как, вы сказали, его фамилия – Дружинин?
В это самое время инженер, о котором шла речь, сидел в Зимнем дворце и беседовал со своим покровителем генерал-лейтенантом Мосоловым.
– Таким образом, я выполнил поручение Игнатия Степановича, – говорил инженер. – Завербовал некоего Виктора Дрыгина из Полтавы. Он работает мастером на железной дороге, в революционном движении участвует недавно, принадлежит к партии большевиков. Мы договорились, что спустя неделю он приедет в Петербург и будет готов выполнить наше задание.
– Отлично, просто отлично! – воскликнул Мосолов. – Будем надеяться, что к тому времени трусливая лиса Кривошеин вернется в столицу. Таким образом, дичь и охотник сойдутся вместе…
– А нам с вами останется выполнить роль загонщиков, – заметил Дружинин.
– Да, вот именно! – воскликнул начальник царской канцелярии. – Именно загонщиков. Вы сведете вашего железнодорожника с Игнатием Степановичем, и дальше руководить его работой будет уже он; у него в таких делах большой опыт. Ну, а вам я приготовил нечто вроде подарка за отличное выполнение задания. По-моему, вы его заслуживаете. Я познакомлю вас с одним значительным лицом, весьма близким к государю. Идемте!
Они вышли из дворца и уселись в карету (в отличие от генерала Спиридовича, Мосолов не спешил сменить конный экипаж на автомобиль). Мосолов негромко сказал кучеру адрес, сам сел в карету рядом с Дружининым, и они тронулись. При этом генерал-лейтенант тщательно задернул шторки на обоих окнах экипажа.
– Я должен взять с вас честное слово, – торжественным тоном произнес Мосолов, – честное слово в том, что на протяжении всей нашей поездки вы не будете пытаться подсмотреть, где мы едем.
– Да, конечно, я охотно дам такое слово! – поспешил ответить Дружинин. – Я понимаю, что дело государственное, секретное…
– Видите ли, – счел нужным пояснить генерал-лейтенант, – человек, к которому мы едем, уже весьма в годах и редко куда-то выезжает. Какого-либо поста он не занимает, однако остается особой, весьма близкой к императору. Его Величество прислушивается к его мнениям и советам. Мы не можем бросить тень на столь важное лицо. Поэтому наш визит к нему окружен некоторой секретностью.
– Вы могли бы меня не убеждать в необходимости таких мер, – сказал Дружинин, кивнув на закрытые шторы. – Я все понимаю, поверьте!
Они ехали не очень долго, примерно полчаса, и все это время инженер внимательно прислушивался к звукам, доносящимся с улицы. Ведь звуки могут многое сказать о том, где находится экипаж, по каким улицам он проезжает.
Но вот карета остановилась. Прежде чем открыть дверь, Мосолов снова обратился к своему спутнику.
– Я вынужден вас просить часть пути проделать с закрытыми глазами, – сказал он. – Я буду вас вести и предупреждать обо всех препятствиях. Это всего на несколько минут.
– Хорошо, я закрываю глаза, и не открою, пока вы не скажете, – согласился Дружинин.
Так, с закрытыми глазами, он вышел из кареты и прошел несколько шагов. Затем послышался голос генерал-лейтенанта, предупреждавший о ступеньках. Они поднялись на крыльцо, кто-то открыл им дверь, и они вошли.
– Все, теперь тайны заканчиваются! Можете открыть глаза! – произнес Мосолов.
Дружинин открыл глаза и огляделся, стараясь при этом не вертеть головой и не проявлять любопытства. Они находились в холле особняка, судя по всему, весьма старинного – об этом говорили развешанные по стенам гобелены и позолоченные подсвечники, мраморные статуи в нишах, лестница, похожая на дворцовую. По ней гости поднялись во второй этаж и через анфиладу комнат, заставленных старинной мебелью, прошли в зал, где слуга попросил их немного обождать.
Вид этого слуги навел Дружинина на некоторые размышления: это был совсем молоденький юноша, со смазливым личиком, одетый в серый сюртук и обтягивающие лосины небесно-голубого цвета. Гости походили по залу, разглядывая висевшие на стенах картины, а затем тот же слуга пригласил их в кабинет.
Здесь Дружинина ожидала та же роскошь, что и в остальном доме: массивный письменный стол на бронзовых ножках, напоминающих львиные лапы, тигровая шкура на полу, а рядом – огромные напольные часы. В кресле у стола сидел хозяин. Это был старик, одетый в черный китель с золотыми пуговицами; его лысая голова сверкала в свете лампы, словно бильярдный шар.
– Прошу простить меня, старика, – произнес хозяин, – что не встаю к гостям; годы уже не те.
Голос у него был дребезжащий, но властный; видно было, что его обладатель привык командовать.
– Вот, ваше сиятельство, тот молодой человек, о котором я вам рассказывал, – произнес Мосолов. – Несмотря на молодость, весьма сообразителен, образован, исполнителен. К тому же правильного образа мыслей. Уже успел оказать важные услуги нашему общему делу. Так что рекомендую: Дружинин Игорь Сергеевич.
– Ну, а нашего друга и покровителя я называть не стану, уж не обессудьте, – продолжил он, обращаясь уже к инженеру. – Он слишком значительное лицо, и необходимо соблюдать известную осторожность. Можно обращаться к нему «ваше сиятельство», поскольку он принадлежит к древнему и весьма славному княжескому роду.
– Очень рад, Игорь Сергеич, очень рад, – произнес хозяин, протягивая гостю руку. Причем держал он ее так, словно ждал, будто гость ее поцелует. Однако Дружинин сделал вид, что не понял намека, и просто пожал протянутую ладонь, изобразив при этом глубокое почтение.
– Садитесь, господа, – предложил хозяин, и гости уселись в удобные кресла с высокими спинками.
Слуга – уже другой, но тоже молодой и хорошо сложенный – внес поднос с бутылкой и тремя пузатыми рюмками.
– Вот, господа, могу предложить вам мою мадеру, – произнес князь своим дребезжащим голосом. – Хочу обратить ваше внимание, что это не простая мадера; вы такой не купите ни в одном магазине. Это та самая мадера урожая 1883 года, что пьет по утрам наш государь. Это его многолетняя привычка; более он ничего за завтраком не употребляет. В знак особой милости к моей скромной персоне государь пожаловал мне несколько бутылок из своих погребов в Ореанде. Прошу!
Слуга наполнил рюмки, и трое собравшихся подняли их.
– За здоровье нашего государя! – провозгласил хозяин. – За здоровье государя и крепость трона!
Дружинин пригубил драгоценный напиток. Мадера действительно была неплохая, но ничего такого особенного инженер в ней не заметил.
– Ну, теперь пришло время деловой беседы, – сказал хозяин, делая знак лакею; тот исчез из кабинета. – Как мне сообщил Александр Александрович, вы, милостивый государь, ездили в Неаполь, в гнездо наших карбонариев. Ранее Неаполь был рассадником итальянских карбонариев, а теперь его наши сиволапые облюбовали, хе-хе…
