Слабый огонек свечи уже не спасал. Марианна погасила его, завернулась в куртку, как смогла, подоткнув ее, натянув, и закрыла глаза. Если ей удастся уснуть, время пролетит незаметно.
…Когда она открыла глаза, стояла непроглядная темнота. Мари трясло от холода, она встала, попрыгала, чтобы согреться, но это мало помогло. Вынула телефон. Сеть не появилась. А часы показывали начало одиннадцатого.
Марианна заплакала. Но даже горячие слезы не смогли согреть ее.
* * *
Ее нашли спасатели, которых подняла на уши мама, на рассвете. Марианна прошла половину пути до монастыря, но сбилась, начала кружить и заползла под какой-то валун, чтобы хотя бы укрыться от ветра. Снег, слава богу, прекратился. Но он из-за минусовой температуры не растаял, поэтому Мари и не смогла найти дорогу.
Девушку погрузили в машину, отвезли в монастырский медпункт.
К счастью, она не сильно пострадала. Можно сказать, вообще легким испугом отделалась. Но все же ее следовало понаблюдать. И Мари осталась в поселении. Мама при ней.
– Ты видела Ника? – спросила Марианна, отойдя от сна и лекарств.
– Нет. Его как будто нет тут, я искала его, чтобы узнать, что случилось.
– Он не пришел, мама. Бросил меня там, в горах… В пургу!
– Я сейчас узнаю, где он может быть…
И убежала. Наверное, к Джакомо.
Но Мари не стала ждать ее возвращения. Она и так знала, где Ник. Его прячут церковники. Не отпускают к ней. Ради его же, естественно, блага.
Девушка встала с кровати, оделась. То есть поверх больничной пижамы накинула мамину шубу, которую та бросила на тумбочку. Ноги всунула в свои кроссовки, которые кто-то заботливый положил на батарею. Из санчасти Мари вышла беспрепятственно. Там не было ни администратора, ни охранника. И направилась через площадь к монастырским воротам.
Погода, как это ни странно, воцарилась изумительная. Тихая, солнечная. Снег растаял, а листья деревьев, которые в этих краях даже зимой до конца не обнажают ветки, прямо-таки налились силой. Казалось, тут всегда царила эта умиротворяющая красота.
Мари подошла к воротам. Хотела пройти на территорию монастыря, но ее остановил монах.
– Извините, но я не могу вас пустить, – мягко проговорил он, начиная толкать одну из створок.
– Почему?
– Мы в пять закрываем ворота. Таково правило.
– А сейчас сколько?
– Ровно столько.
– Выпустите Николаса, и я уйду.
– Его нет на территории.
– Я знаю, что есть! Вы держите его там! Отпустите! – И вцепилась в большую круглую ручку ворот.
– Девушка, пожалуйста, отойдите.
– Нет, – гаркнула Мари. Конечно же, она была не в себе. Но в тот момент ей казалось, что она поступает правильно.
Не известно, чем бы все закончилось, если бы ее не увидела мама.
– Марианна, что ты творишь? – закричала она.
Воспользовавшись тем, что неадекватная девушка отвлеклась, монах отпихнул ее и смог закрыть ворота. Когда Мари услышала грохот массивной деревянной задвижки, то закричала:
– Если вы меня не пустите, я подпалю монастырь! Хотите этого? Сожгу его дотла. Чтоб ничего не осталось…
– Мари, замолчи! – это подоспела мама. Одной рукой заткнула ей рот, второй начала тянуть на себя, чтобы увести. – Не позорься и меня не позорь, – уже шепотом проговорила она. – Тут деревенские…
Марианна и сама видела их. Стояли кучкой. Кто конкретно, не разобрала.
– Мама, мамочка… – шептала Мари. – Что же делать? Они украли его у меня…
– Потом поговорим, – цедила мать сквозь зубы.
– Сейчас надо!
– Нет в монастыре Николаса.
– Значит, его замело, когда он шел ко мне?
– Сбежал он, дочка.
– Не может быть!
– Даже на репетицию не явился. Исчез из комнаты, собрав минимум вещей.
Тем временем мама ввела Мари в здание санчасти. Деревенские проводили их взглядом.
Прибежала медсестра, что-то закудахтала. Мама не понимала местного языка и отмахнулась от нее. Но та не отстала, уложила Марианну в постель, сделала укол. Когда она покинула комнату, и мать с дочкой остались одни, Мари спросила:
– Как это сбежал?
– Такое бывает… Незрелые мужчины боятся ответственности…
– Какой?
– Ты в положении?
– Мама, ты что говоришь такое?
– Я же все равно узнаю, так открой мне тайну сейчас.
– Между нами ничего не было, кроме поцелуев.
– Правда?
Мари кивнула. Она почувствовала сонливость. Укол начал действовать.
– Ты чище меня. Молодец. Я в твоем возрасте уже лишилась невинности.
– Просто ты полюбила не того парня. Чистая не я, а он.
– Он бросил меня, когда я сказала о том, что месячных нет. Сбежал. Был старше и уже работал. Просто взял так и исчез…
– А ты была в положении?
– Нет, обычная задержка. Застыла. Но я прокляла его, своего парня. А этого нельзя делать. Все возвращается. Детей вот своих не родила… – И поспешно добавила: – Хотя не думаю, что любила бы родного малыша больше тебя.
– И я не знаю, любила бы я родную мать больше тебя. Теперь-то уж… только гадать.
– Какая ты у меня бываешь мудрая девочка. – Мама наклонилась и поцеловала Марианну в лоб. – Поспи…
– Подожди. Ты все равно думаешь, что сбежал он? Мой Николас?
– Я этого не исключаю. Он, твой Николас, не как все. Мальчик-эксклюзив. Запутался в себе. А поскольку перед ним выбор глобальный, то и ответственность огромная. Вроде решил, что для него любовь к женщине важнее, а потом засомневался… Но и от тебя просто так отказаться не может. На перепутье. Что в таком случае делают представители так называемого сильного пола?
– Что? – уже сонно переспросила Мари.
– Просто уходят от ответственности.
– Я так мало знаю… о действиях представителей мужского пола в патовой ситуации…
– Доживешь до моих лет и станешь экспертом в этой области.
Это были последние слова, которые Мари услышала перед тем, как провалиться в сон.
* * *
Утром они отправились домой. Пальцы на ногах Марианны ломило, поэтому вызвали машину. Когда она доставила пассажиров до пункта назначения и уехала, мать пошла готовить обед, а дочь села на веранде с журналом. Тем самым, о котором столько позавчера думала. Но сейчас, листая глянцевые страницы, не могла сосредоточиться даже на картинках, не то что статьях.
– Привет, Мари! – услышала она и оторвала взгляд от журнала. У калитки стоял ее приятель Александр. Одет не по погоде тепло. На шее шарфик, на голове шапка с помпоном. В детстве он был болезненным, и мама по привычке все кутала парня. А он не сопротивлялся, привык к теплу. Глядя на него сейчас, Мари вспомнила стихотворение Михалкова про мальчика, который «как мимоза в Ботаническом саду».
