Дело, похоже, действительно шло на лад – в том смысле, что симптомы грядущей простуды были налицо, лоб пылал, ступни и ладони немели от холода, воздух, соприкасаясь с кожей, звенел и шипел, как газировка, а в голове гулко гудел невидимый колокол, и я даже начал сомневаться, стоит ли ехать в Кальви, не лучше ли вернуться, пока ноги еще держат меня, поезда ходят, согласно расписанию, и где-нибудь поблизости от отеля наверняка есть аптека…
В Кальви тоже есть аптека, десятки прекрасных аптек, – возразил я себе. – И валяться на пляже гораздо приятнее, чем в душной комнате. И вообще ты уже купил билет, значит все решено, не морочь голову.
Внутренний спор, как и следовало ожидать, окончательно сбил меня с толку, и я, помню, подумал: в Понте-Лечче пересадка, вот там и поглядим.
Это мудрое решение подарило мне передышку, я расслабился, уставился в окно и, кажется, даже задремал с открытыми глазами, по крайней мере, остановка стала для меня полной неожиданностью – только что вроде неслись во весь опор и вдруг – все, приехали. За окном Понте-Лечча, увитое виноградом здание вокзала, в точности как на фотографии из интернета, целых три перрона, на одном топчется полдюжины туристов с огромными, не чета моему, рюкзаками, и ни одного поезда, кроме нашего. Мы, выходит, прибыли первыми. Чемпионы.
Земли под собой не чуя, задевая чужие холодные локти и колени, безостановочно бормоча как мантру «пардон», я прошел к выходу, покинул ледяной рай и оказался в выбеленном солнцем, загустевшем от его жара полуденном мире. Вдохнул горячий воздух, насыщенный ароматами хвои, инжира и полыни, и едва устоял на ногах. Шатаясь, как пьяный, побрел к столбу, отбрасывающему куцую тень, присел возле него на корточки, перевел дух, и вдруг обнаружил, что все еще дрожу – не от озноба, а от нетерпения, предвкушая дальнейшее путешествие. Какое уж там «вернуться в отель», даже думать не хочу, пропадать так с музыкой; мне, если разобраться, давным-давно пора бы пропасть.
Все золото дорог Лейна я отдал бы за…
… за возможность идти по одной из этих дорог, – закончил я и вдруг обрадовался бесхитростной этой формуле, как будто она сулила мне если не вечное блаженство, то, по крайней мере, пятерку за выпускное сочинение.
Я устроился поудобнее и лениво наблюдал из-под полуопущенных век, как приближается поезд из Аяччо, такой же новенький, сверкающий, серебристо-красный, как тот, на котором приехал я. Из него валом повалили желающие сделать пересадку и просто перекурить, так что число скучающих на перроне пассажиров возросло до нескольких десятков. От нечего делать я их разглядывал, сожалея, что никогда не пробовал фотографировать – тут попадались колоритные персонажи. Высокий, тощий юноша жадно ел бутерброд, длинный и узкий, как шпага; лысый загорелый мужчина обнимал такую же загорелую и стриженную «под ноль» женщину; старик в черном, не по погоде, костюме, крепко держал за руку девочку в голубом сарафане; чуть поодаль хохотала и булькала пивом компания атлетически сложенных, давно не брившихся мужчин средних лет, все как один в разноцветных футболках с изображениями бабочек и цветов. Среди туристов в шортах и горных ботинках неприкаянно бродила ослепительно красивая темнокожая женщина в красном шелковом платье и босоножках на шпильках; ее присутствие окончательно уподобило происходящее сновидению, и я, наконец, привычно расслабился, перестал считать минуты до пересадки и вертеть головой, пытаясь угадать, откуда появится поезд. На то и сон, чтобы все уладилось как-нибудь само, без моего участия и контроля.
Оба поезда прибыли одновременно с разных сторон. Одинаковые, почти игрушечные паровозы, ветхие вагоны цвета вечернего неба, в таких, конечно, нет кондиционеров, зато оконные стекла опущены, хоть по пояс из них высовывайся на ходу, никто тебе не помешает. Некоторые пассажиры, я заметил, принялись растерянно оглядываться по сторонам, пытаясь понять, куда им следует садиться, но сам-то я сразу сообразил, какой из поездов мой, подхватил рюкзак, прошел в конец вагона, сел у открытого окна, перевел дух, даже заранее приготовил билет, чтобы показать его кондуктору, не отрываясь от уготованных мне заоконных зрелищ, и, кажется, снова задремал, с этой надвигающейся простудой никогда не поймешь, спишь ты или бодрствуешь.
Только когда поезд тронулся, я тревожно встрепенулся, мне вдруг на миг показалось, я сделал что-то не то, в чем-то ошибся, то ли все-таки перепутал поезд, то ли вовсе остался сидеть на перроне в Понте-Лечче, как последний дурак. Но огляделся и успокоился: все в порядке, я в вагоне, и даже лица других пассажиров мне знакомы – тощая до прозрачности юная девица, грызущая стебель засахаренной травы, длинный и тонкий, как она сама; занятые друг другом влюбленные с одинаковыми тугими светло-русыми косами до пояса; старушка в летнем сарафане гладит по голове серьезного пятилетнего внука в парадном костюме-тройке из небеленого шарского льна; теплая компания неискушенных, явно впервые самостоятельно выбравшихся из дома старшеклассников с тонкими птичьими шеями, облачившихся по такому случаю в старомодные рыбацкие косынки и тяжелые непромокаемые сапоги, неестественно басовитыми голосами ведет начатый еще на перроне разговор о музыке. Я так долго разглядывал их, пока мы все вместе ждали поезд, что теперь эти незнакомые люди казались мне практически родственниками, по крайней мере, их присутствие действовало на меня как успокоительное.
– Покажите, пожалуйста, ваш билет, – попросила юная темнокожая женщина в форменном желтом кителе, коротких пляжных шортах и зеленых кедах, расшитых сердечками. На ком угодно этот клоунский наряд выглядел бы нелепо, но ей был к лицу, такую красоту ничем не испортишь.
– Один до Лейна, – пробормотала она про себя, сделала какую-то загадочную пометку в блокноте и вернула мне билет с улыбкой, которую даже самый распоследний бесчувственный идиот не рискнул бы назвать просто «вежливой».
Я подумал, что ее, скорее всего, зовут Шелла или, может быть, Шейла… нет-нет-нет, «и краткое» в ее случае абсолютно неуместно, и совершенно очевидно, что где-то в середине непременно должна быть не одинокая, а двойная звонкая «л». Обычно я угадываю имена с первого взгляда, без единой ошибки, это моя маленькая слабость, своего рода хобби, вполне естественное для профессора фонетики, но сейчас, решил я, не грех и переспросить, тем более, иной повод для знакомства я вот так сходу, спросонок вряд ли изобрету.
Самый красивый в мире консул
Из сборника «Ветры, ангелы и люди»
Усевшись в кресло, вдруг понял, как сильно хочется спать после дурацкого ночного перелета и еще более дурацкой бесцельной прогулки по пустому предрассветному городу в ожидании назначенного часа. Вместо того чтобы собраться и приступить к разговору, ради которого прилетел, молча разглядывал собственные руки, предоставляя Марьяне отдуваться за двоих. Впрочем, она отлично справлялась, необязательный светский щебет, щедро приправленный неодобрительными суждениями обо всем вокруг – жанр, в котором Марьяна чувствовала себя как рыба в воде.
– Надеюсь, тебе нравится это кафе, – говорила она. – Я выбрала его, во-первых, потому что теперь живу совсем рядом. Со спальными районами покончено навсегда, можешь меня поздравить, это выход на совершенно новый уровень качества жизни. А во-вторых, они заваривают чай как положено, в чайниках, а не просто кидают в кипяток дешевую дрянь в бумажных пакетиках. Я же не просто так включила в свой рацион травяные чаи, а исключительно ради их пользы, поэтому приходится быть очень избирательной… Ну и публика здесь обычно собирается довольно забавная, лично я хожу сюда, как в кино. Правда, по утрам почти никого интересного нет, городские сумасшедшие, в отличие от нормальных людей, могут позволить себе спать до полудня. Разве что, этот красавчик у окна. Видишь?
