– Потом, – продолжила женщина, – я подумала, что ему будет стыдно или же он сделает вид, будто ничего не случилось. Или же попросит меня ничего не говорить отцу про то, что я видела, хотя, по-моему, Фрэнсис вряд ли бы возмутился. Но Уилл сказал следующее: «Не бери в голову, Сума. Я привык к тому, что за мной наблюдают».
По коже Томаса пробежали мурашки.
– Он сказал что-то еще?
Сумали посмотрела на него, нахмурив брови.
– Он сказал мне, что это она научила его, инспектор.
«Учить мальчишку таким вещам? – подумал Линли. – Зачем? Если надо, научится сам!» И поэтому он позволил себе усомниться в этом рассказе. По всей видимости, сомнение отразилось на его лице, потому что его собеседница сказала:
– Дело в том, что, когда ему было десять лет, она сделала это сама – научила его, чтобы он контролировал слова. У него были проблемы с речью. Вы это знали?
– Да, мой сержант рассказала мне о его проблеме.
– Это было нечто такое, над чем он был не властен. Бывало это нечасто, но когда случалось… Уилл признался мне, что когда из него начинали бить фонтаном дурные слова, он бывал вынужден сделать что-то, чтобы этот фонтан заткнуть. Часто именно тем способом, за которым я его застала, потому что он ему нравился. Однако, бывало, она следила за ним, дабы убедиться, что он все делает… должным образом, если можно так выразиться.
– И как долго это продолжалось, вы не знаете?
Сумали покачала головой.
– Когда Уилл стал старше, между ними вполне могло что-то произойти, хотя точно утверждать я не могу. Однако когда в Лондоне с ним случился нервный срыв и он был вынужден вернуться к матери и отчиму в Дорсет… Он был сам не свой и ничего не мог с этим поделать, так что я бы ничему не удивлялась. Но какой молодой человек – а Уиллу тогда уже было хорошо за двадцать – признается, что родная мать наблюдает за ним, пока он занимается самоудовлетворением? Если, конечно, такое имело место.
– Именно об этом вы и поведали Клэр Эббот? – уточнил Линли.
Тайка кивнула.
– Она хотела записать мой рассказ, но я не разрешила. Равно как и делать заметки. Я не знала, как она намерена поступить с информацией, которую собирала. С другой стороны, раз она это делала, я решила сказать ей правду.
– А не мог Уилл солгать вам? Ведь вы застукали его в неприглядном виде, – заметил инспектор. – Я имею в виду его признание, что он-де привык, что за ним наблюдают? Что родная мать научила его мастурбации? Не мог он это сказать лишь затем, чтобы вас шокировать?
– Мог, конечно. И все же, инспектор, какой молодой человек станет лгать о таких вещах? Мать научила его, а потом наблюдала за ним… Не думаю, что он это придумал.
– Он мог сказать это кому-то еще?
Сумали скептически улыбнулась.
– А вы бы сказали, инспектор?
Она разгладила брюки на коленях, положила в рот последнюю виноградину из тех, что держала на ладони, и принялась задумчиво жевать. Линли поинтересовался у нее, в каких, по ее мнению, целях Клэр намеревалась воспользоваться полученной от нее информацией. Не знаю, ответила женщина, хотя было видно, что писательница была под впечатлением того, что узнала. В этом не было ни малейших сомнений.
Томас кивнул. Впрочем, он был уверен, дело не ограничивалось одним лишь впечатлением. Клэр Эббот наверняка поняла: она получила в свои руки мощное оружие. И потому сочла нужным написать об интервью с Сумали. Что бы она там ни написала и где бы ни спрятала эти записи – Каролина Голдейкер, по всей видимости, их обнаружила.
Шафтсбери, Дорсет
В конце рабочего утра Алистер поймал себя на том, что работает шваброй с удвоенной энергией. Его помощник только что ушел, почистив оборудование и обработав антисептическим спреем рабочие поверхности, на которых тесто превращалось в бублики, крендели, булочки и прочую выпечку. Каро уже который год уговаривала его нанять команду уборщиков, которые приводили бы пекарню в порядок после того, как утренняя выпечка загружена в доставочные фургоны, однако Маккеррон предпочитал все делать сам. Потому что доверял заботу о чистоте пекарни только себе. Будь у него лишняя минутка, обработку антисептиком он тоже проводил бы самостоятельно. Пока же Алистер орудовал шваброй.
Кстати, этим утром работа и связанная с ней физическая нагрузка доставляли ему какое-то особенное удовольствие. Энергично размахивая шваброй, мужчина даже вспотел. Отлично, подумал он. Вдруг это поможет ему разогнать тягостные мысли?
Чарли позвонил ему и сказал, что Каро возвращается домой. Более того, он лично привезет ее на своей машине в Дорсет. Конечно, Алистер всегда знал: рано или поздно она вернется. Что, однако, не мешало ему тешить себя призрачной надеждой, что в один прекрасный день она просто исчезнет с лица земли.
Последние два дня Маккеррон провел с Шэрон. Он попросил ее приехать к нему домой и побыть вместе с ним, хотя и предполагал, что она откажется. И оказался прав. Она также призналась ему, что, в конце концов, не выдержала и рассказала об их отношениях дочери – и, по ее словам, получила от той «хорошую выволочку» за то, что связалась с женатым мужчиной. Мол, «мама, ты в своем уме? Он ведь никогда не уйдет от жены! Мужчины так никогда не поступают».
Шэрон не сказала дочери, кто он такой, потому что, зная Дженни, не сомневалась: та моментально позвонила бы Алистеру и высказала все, что думает по этому поводу. Правда, вместо этого она тут же позвонила своему брату. Тот, разумеется, тотчас же перезвонил матери и заявил, что та достойна большего, «нежели дешевый романчик с женатиком, который бросит ее, как старую тряпку, как только жена произнесет слово “развод”. Погоди, сама увидишь!»
Шэрон рассмеялась и поведала Маккеррону о том, что дети посоветовали ей обратиться за помощью к Интернету. Мол, там целая прорва сайтов знакомств, и ей будет где найти себе приятеля, если ей без этого никак. И вообще, разве Дженни не присылала ей по электронной почте ссылки? А потом в телефонном разговоре из Сан-Франциско не разъяснила подробно, как зарегистрироваться на таком сайте, как загрузить фото и что рассказать о себе? И разве она не отказывалась первой класть трубку, пока не убедилась, что мать сделала все, как ей было сказано? На что Шэрон ответила сыну, что никогда бы не согласилась на встречу с мужчиной, с которым познакомилась по Интернету, и не стала спорить с Дженни лишь потому, что хорошо знала упрямство дочери, если та что-то вбила себе в голову. Дети почему-то всегда такие упертые, когда дело касается подобных вещей. Спорить с ними себе дороже, лучше поберечь нервы.
Алистер кивнул. Что еще он мог сделать?
– Но, Шэр… – сказал он затем. – Как у них язык повернулся предложить такое? Ты и какой-то тип из Интернета? Давай я позвоню им сам. Скажу им, что у нас с тобой есть будущее, если только я…
Похоже, Шэрон была не в восторге от этой идеи.
– Успокойся, дорогой, – сказала она, – у меня и в мыслях нет тебя бросить.