– Он тоже здесь?
– Бахтало умер.
– Простите, я не знал.
– Тебе не за что извиняться. Бахтало поплатился за свою везучесть. Моему мальчику завидовали все цыгане на многие лье вокруг. Деньги менял он удачливее других, и на гитаре играл так, что приезжали из Испании послушать. Коней шли красть трое, двоих ловили, и в табор возвращался один – Бахтало. Раз за разом удача была на стороне моего сына, и ромы решили, что Бахтало предаёт своих товарищей, наживаясь на предательстве. Но на самом деле удача не просто так улыбалась моему мальчику. Бахтало владел заветной серьгой удачи. Той самой, которую во времена Иисуса Христа цыгане сделали из гвоздя, предназначенного для сердца Сына Божьего. Ничего об этом не слышал?
– Нет, – усаживаясь на кровать, выдохнул юноша.
– Ну да, ты гаджи, откуда тебе знать. Послушай, я расскажу. Говорят, что когда распинали Христа, мимо Голгофы шёл табор цыган. И один ром, изловчившись, украл у солдат гвоздь. Солдаты стали обыскивать всех цыган, а хитрый вор быстро согнул гвоздь пальцами в виде подковы и вставил в ухо на манер серьги. Гвоздь так и не нашли, и солдаты пошли заказывать новый. Пока ходили, Иисус прожил ещё один день. Господь увидел это и сказал: «Выходит, воровство – это не всегда плохо». И разрешил ромалам дурить всех гаджи, особую удачу даровав обладателю серьги из Христова гвоздя. Так гласит цыганская легенда.
Гадалка, переодетая матросом, взяла со стола монисты и, положив перед собой, сняла с украшения серебряный полумесяц на изогнутой застёжке.
– Это та самая серьга. Серьга моего Бахтало. Я получила её в наследство от отца. И отдала своему мальчику. А после, когда Бахтало забили насмерть кнутами завистливые ромы, вынула из уха мёртвого сына. Вынула и ушла из табора. Я для них пришлая, чужая. Они – котляры, а я – гитана. Мы слишком разные, чтобы ужиться вместе. Полюбила я парня из котляров, пришла к ним жить, родила сына, но так и не стала своей. Не о чем мне с ними разговаривать, а тем более незачем рядом жить. Эти люди отняли у меня сына. Люди, которые никогда не были настоящими ромами, хотя их вскормили цыганские матери. Вот ты, Франсуа, настоящий цыган, хоть и гаджи! Не обязательно родиться в таборе, чтобы быть истинным ромом. Я видела много цыган, в жилах которых течёт жидкая водица. В тебе же, мой мальчик, бежит настоящая горячая кровь. Хочешь стать моим приёмным сыном? Будешь мне помогать, станешь наследником этого балагана и всех моих денег. А их, поверь, немало.
При упоминании о наследстве глаза юноши загорелись, и, увидев это, прорицательница шагнула к Видоку и, сделав едва уловимое движение, ловко проколола мочку уха остриём серьги, тут же продев дужку в образовавшуюся ранку. Острая боль на мгновение пронзила Франсуа, но уже в следующий момент он совершенно ее не чувствовал.
– Носи серьгу всегда, если не на себе, то с собой, – поучала цыганка. – И тогда удача никогда от тебя не отвернётся. Ибо эта серьга – индульгенция Господа на всё, что бы ты ни сделал. Я бы оставила её себе, но я женщина, а серьга удачи помогает только мужчинам. Ведь похититель гвоздя был цыган, а не цыганка.
Юноша подошёл к зеркалу и вгляделся в своё изображение, рассматривая серьгу удачи. Серьга как серьга. Плоский полумесяц белого металла. Как раз такой, какие носят ромы. Видоку даже показалось, что в нём и в самом деле появилось что-то цыганское.
– Красив! – похвалила гадалка. – Так будешь мне помогать?
– Можете не сомневаться, мадам! Лучше меня вам помощника не сыскать! Что нужно делать?
Хозяйка балагана, ставшая неузнаваемой в образе моряка, улыбнулась его горячности и поманила за собой:
– Иди сюда, Франсуа, я тебе кое-что покажу.
В противоположном конце комнаты синела занавеска, отгораживающая часть просторного помещения, и женщина устремилась к ней. Откинув полог, мадам отошла в сторону, и перед Видоком открылся богатейший выбор одежды самого разного фасона. Здесь были закрытые платья с аккуратными передниками, в которых обычно щеголяли кухарки; отделанные кожей костюмы конюхов; скромные одежды горничных; богатые наряды благородных дам и господ. С замиранием сердца юноша перебирал мундиры пехотинцев, гусарские ментики, полицейские плащи и накидки – форма всегда вызывала в нём внутренний трепет и ни с чем не сравнимое желание ею обладать. Над вешалками с одеждой стояли болванки с париками. Самые разные волосы – блондинистые, кудрявые, прямые, чёрные как смоль, огненно-рыжие и локоны цвета каштана – были уложены в разнообразные причёски. Многие парики представляли собой растрёпанные патлы простолюдинов. Имелись даже искусно выполненные лысины, невероятно похожие на настоящие.
– Для чего это, мадам? – изумился Видок.
– Весь мир – театр, – серьёзно сообщила цыганка-гитана. – Выбирай наряд, мой мальчик, переодевайся и пошли.
– Куда?
– Прежде всего я собираюсь пройтись по окрестностям. Пропустить стаканчик-другой. Сам ведь, должно быть, знаешь, что в кабаках люди часто болтают языками много лишнего. Для предсказательницы не помешает осведомлённость. Ведь ты составишь мне компанию, сынок?
…Видок вдруг обнаружил, что стоит перед театральной тумбой и рассматривает оборванную афишу. Далёкий образ хозяйки балагана рассеялся, как ночной туман. Ветер трепал обрывки бумаги, на которых с трудом можно было прочесть: «Цирк уродов мадам Ленорман». Значит, она здесь, в Париже. Ну что же, именно цыганке Ратори Видок обязан не только серьгой удачи, которую давным-давно вынул из уха и спрятал в нагрудный карман сюртука, но и пристрастием к перевоплощениям. Именно мадам дала ему понять, что перевоплощение – это грозное оружие в умелых руках. Хитрая цыганская бестия ловко воспользовалась его простодушием и доверчивостью, и без малого полгода, переодеваясь в костюмы простолюдинов и вельмож, он, Эжен Франсуа Видок, выполнял поручения фальшивой прорицательницы. Под самыми разными личинами он приходил в указанные госпожой дома и крал оттуда всё, что только мог украсть. Но вскоре Видоку надоело быть жалкой игрушкой в чужих руках, и юноша сбежал. Похоже, гадалка до сих пор не может ему этого простить. Однако теперь цыганке несдобровать. Если так называемая мадам Ленорман решила натравить на него своих уродцев, Видок не останется в долгу. Глава Сюрте найдёт способ поквитаться.
Москва. Наши дни
Проснувшись, точно от толчка, я не могла не согласиться с графом Алексеем Толстым. Утро и в самом деле было хмурое. После таблетки аспирина голова болела не так сильно, но всё равно меня не покидало ощущение, что я пережила катастрофу. Меня раздавили трактором. По мне прошлись катком. Да так оно и было на самом деле. Муж, сын, любовник, лучшая подруга – все меня предали. Бросили. Слили. И если с остальными всё было более-менее понятно, то странное поведение Глеба ставило в тупик.
В то время как муж должен был быть в командировке в столице Республики Коми, он отдыхал в Мытищах, одетый гопником, да ещё в компании неизвестных мне женщины и ребёнка. Затем как ни в чём не бывало Глеб под видом управленца среднего звена вполне приличной фирмы, каковым я его и знаю последние пять лет, приехал домой, чтобы поклясться мне в вечной любви, подарить розы и накормить жареным мясом. Да нет, чушь какая-то. Ольга ошиблась. Это не он.
