– Придётся с собой Алёнку взять, – пробормотала она, возвращаясь в дом.
Я стояла и ждала у калитки, пока Дарья оденет девочку и выведет на улицу. Вечерние сумерки окончательно сменились ночной тьмой. После изматывающей дневной жары на землю спустилась блаженная прохлада. На низком августовском небе зажглись яркие звёзды. Пока я рассматривала белые венчики хризантем, Дарья спустилась по ступеням, ведя дочку за руку.
– Надеюсь, мы быстро обернёмся, – с сомнением в голосе проговорила она, запирая замок на калитке.
Устроившись в машине, девочка сразу же засопела, заснув.
– Какой-то сумасшедший сегодня день, – тихо говорила сидящая на заднем сиденье Дарья, поглаживая дочь по волосам. – Места себе не нахожу. Скорее бы всё прояснилось.
Парковка перед торговым центром была пуста, и я подъехала к самому входу.
– Сонь, ты посиди с Алёнкой, я с ребятами поговорю, – распахивая дверцу машины и выбираясь наружу, попросила продавщица.
– Мама, ты куда? – встрепенулась девочка.
– Посиди с тётей Соней, я скоро вернусь, – грозно нахмурилась мать, выходя из салона и захлопывая за собой дверцу авто.
Дарья устремилась к запертому торговому центру, в погашенных окнах которого светились лишь окна постов охраны, и я с замирающим сердцем провожала глазами её полную спину, обтянутую белым льняным платьем, понимая, что ничего хорошего нас всех не ждёт.
Париж, 18… год
Жак Анри любил эти тихие часы в самом конце дня, когда подчинённые уже разошлись по домам, только дежурный да он, начальник департамента криминальной полиции, всё ещё оставались в пустом, будто вымороженном здании управления. Домой идти не хотелось. Там было тяжко. Бесконечно плакала обезумевшая от горя жена, умоляя небо вернуть пропавшую много лет назад дочь.
Маленькая Эмили потерялась на городской ярмарке. Ей было пять лет, и карусели были любимым развлечением малышки. Каждое летнее воскресенье дочь и жена Жака Анри шли после церкви на ярмарку, и девочка подолгу каталась на златогривых лошадках, бегающих по кругу. И вот однажды мадам Анри усадила малышку Эмили на карусель, механизм пришёл в движение, фигурки коней с сидящими на них ребятишками побежали по кругу, затем бег лошадок замедлился, карусель остановилась, и дети, спешившись, устремились к родителям. Но сколько Мадлен Анри ни вглядывалась в раскрасневшиеся мордашки пробегающих мимо ребятишек, она так и не увидела своей девочки.
Перепуганная супруга тогда ещё начинающего полицейского обежала всю ярмарку, но дочери не нашла. Не помогло и обращение к дежурившему на площади жандарму. Девочку искали много лет, и отказались от поисков лишь тогда, когда надежды совсем не осталось. Эмили бесследно исчезла, но материнское сердце не хотело с этим мириться. Мадлен Анри верила, что дочь жива и что рано или поздно её девочка вернётся домой. Господин Анри не меньше супруги переживал потерю, но ни разу не показал этого на людях. Стальной Анри, так называли его подчинённые. Железный Анри. Анри без сердца и чувств. И глава криминальной полиции Парижа не мог дискредитировать себя в глазах коллег. Он давал себе волю только тогда, когда оставался наедине с самим собой и со своим горем.
Шеф полиции достал связку ключей и, отыскав особый резной ключик, вставил его в замок на ящике стола. Повернув ключ и выдвинув ящик, некоторое время смотрел на его содержимое, а затем запустил в глубину руку и вынул написанный маслом портрет хорошенькой темноволосой девчушки и крохотную детскую перчатку ярко-красного цвета с изящным белым цветком, вывязанным с особым искусством. Перчатка была не совсем обычная и имела шесть пальцев. Прижав перчатку к губам, Жак Анри устремил глаза на портрет и застыл, вдыхая родной запах крошки Эмили. Его родной девочки, доченьки, которую он любил больше жизни. И, будучи полицейским, отлично знал, что никогда её больше не увидит. Если пропавшего ребёнка не находили в первую неделю, шансы увидеть его живым равнялись практически нулю. А тут прошло столько лет!
Жак Анри отложил перчатку, поднёс к губам портрет, поцеловал личико девочки и убрал обратно в ящик свои сокровища. Он запирал стол на ключ, когда в кабинет ворвались Юнитэ и Коко-Лакур. Лица мужчин перекосились от ярости. Перебивая друг друга, полицейские заговорили:
– Шеф, Видок снова обвёл нас вокруг пальца!
– Он устроил драку в кабачке, а сам сбежал! Когда мы пришли, Жуаньи отделали так, что бедняга слова сказать не может!
– Адрес балагана, куда так рвался Видок, клерк сообщил? – нахмурился глава уголовной полиции.
– Мы вытянули из него эти сведения, – туманно ответил Юнитэ, делая неопределённый жест рукой.
– Вот дьявол! Франсуа всё-таки пошёл туда один! – сердито воскликнул Жак Анри. – Это же очень опасно!
– Шеф, вы не о том беспокоитесь! – От возмущения пышные усы Юнитэ встали дыбом, как у рассерженного кота. – Опасность для общества представляет сам Видок! Дайте, черт возьми, нам полномочия относительно Видока! Мы знаем, где его искать. Экипаж ждёт внизу. Прикажите его задержать!
– Хватит болтать! – сердито оборвал полицейского патрон. – Едем скорее! Франсуа нужна наша помощь!
Жак Анри поднялся с кресла, и, набросив на прямые острые плечи плащ, торопливо вышел из кабинета. За ним устремились оба полицейских. Карета стрелой пролетела через Париж и в считаные минуты домчала седоков до ярмарочной площади в бедном столичном предместье. Полицейские подъехали к балагану и, спешившись, устремились к запертым дверям. Перед входом на высокой скамейке сидела худая женщина с измождённым лицом и курила сигару. Что-то в ней было неправильное, но что именно, Жак Анри сказать не мог. И только присмотревшись, шеф полиции понял, что ноги её в узких полосатых брюках изогнуты в другую сторону, на манер лапок кузнечика. Заметили это и полицейские. Перешёптываясь и хмыкая, они во все глаза смотрели на удивительную даму.
– Добрый вечер, мадам, – учтиво проговорил Анри. – Мы из полиции, разыскиваем нашего сыщика, высокого крупного мужчину с решительными манерами и громкой речью.
– Он был у нас. – Циркачка выпустила струйку дыма из бледных губ. – Ну и нагнал же ваш парень страху на мадам Ленорман!
– Он стрелял в неё? – с надеждой в голосе спросил Юнитэ, поправляя усы.
Жак Анри смерил подчинённого тяжёлым взглядом, пригвоздив к месту, и сделал шаг вперёд, тем самым давая понять, что опрашивать свидетельницу будет он, а остальным лучше помалкивать.
– Нет, не стрелял. Но пригрозил закрыть балаган, – откликнулась странная женщина.
– И где наш сыщик теперь?
– Ушёл с Вороном.
– Куда ушёл?
– С каким Вороном? – не выдержал Юнитэ, получив за это чувствительный тычок от начальства.
– С нищим поэтом. Они пошли к обрыву. Я полагаю, Ворон повёл сыщика к ведьме.
