– Место здесь тихое. В соседнем Ракитном то и дело ворье шалит, а сюда им как будто путь заказан. Откуда трупу взяться? Залезем, а там ничего! Потом объясняйся. В этом доме давно не живут. Левашовы, хозяева бывшие, погибли. Дочка сюда носа не кажет. Богатенькая дамочка, между прочим. А дом забросила.
– Мужик ейный приезжаеть… – прохрипел старший из забулдыг. – Хороший мужик, на водку давал. Мы тута зимой снег расчищали. Он нас и угостил!
Участковый с тоской поглядывал на заляпанные грязью сапоги.
– Надо проверить, – настаивал оперативник из района. – Зря, что ли, грязюку месили? Машину изгваздали! Обидно будет, если второй раз пилить придется в эту Линьковку.
Тощий рыжий пес сел у забора, повернулся мордой к дому и протяжно завыл.
– Покойника чуеть… – брякнул синий от самогона алкаш.
– Типун тебе на язык. Это он от голода, – вяло возразил участковый. – Хлеба бы ему дать.
Полицейский бросил псу остатки бутербродов, и тот накинулся на еду.
– Хватит байки травить. Пошли!
Оперативник досадливо сплюнул и взялся открывать калитку. Ржавый замок поддался легко…
Никто, кажется, до самого последнего момента не верил, что труп таки лежит там, где указал аноним. Все оцепенели, глядя на причудливо одетую мертвую женщину. В подвале пахло стружками, химией и тленом. Судорожно мигали лампы.
Забулдыги молча вытаращились на страшную находку. Тот, что постарше, охнул и перекрестился.
– Ну и ну… – потер затылок участковый. – Вот, значит, как…
* * *
Москва
Астра с утра пораньше отправилась к бывшему сотруднику музея, а ныне консультанту скромного антикварного магазина – знатоку старинной живописи. Тот принял ее в тесном кабинете, забитом предметами искусства: холстами без рам, вазами, статуэтками и подсвечниками. Среди всего этого новенький компьютер казался инопланетным прибором.
– Ну-с, милости прошу, – улыбнулся из-под усов благообразный старичок в костюме и при галстуке. – Мне звонил мой друг, просил дать вам консультацию по поводу картин. У вас они при себе?
Он заглянул ей за спину, словно она могла спрятать там полотна.
Астре составил протеже театральный режиссер, который разъяснял ей историю итальянской комедии масок. «Никто лучше Юлиана Марковича не поможет вам, деточка…»
Она вздохнула и достала флэшку:
– Вот все, что у меня есть. Не сами картины, а их фотографии… очень плохого качества.
Старичок в недоумении воззрился на нее.
– Вы шутите?
Астра покачала головой.
– Я просто хочу узнать, что на них изображено.
– Да-с, озадачили, сударыня. Что ж, давайте! Я располагаю довольно полным каталогом картин… компьютерным, разумеется. Думаю, найдем выход из положения.
Он занялся флэшкой.
– Так, все не безнадежно… Ну, с Дюрером понятно… А это у нас что? Одну минуту!
Через пару минут на экране монитора, сменяя друг друга, появились те самые картины, которые висели в «галерее» дома Левашовых.
– «Арлекин и дама» Сомова, известная вещь.
– Это я знаю, – сказала Астра. – А вот женщина в стиле Леонардо? Что вы можете о ней сказать?
– Ломбардская школа. Датируется началом шестнадцатого века. Принадлежит кисти Франческо Мельци. Как вы правильно заметили, сей живописец считается учеником Леонардо, его творческим наследником, если можно так выразиться. Да-с.
– А как называется картина?
– «Коломбина».
[21]
Астра не сдержала удивленного возгласа.
– Вас что-то удивило?
– Нет, просто… – Она запнулась. – Давайте взглянем на следующую.
– С превеликим удовольствием. Это многофигурное полотно изображает труппу «Джелози». То бишь актеров итальянского театра во время представления. Здесь мы ясно видим кулисы, откуда выглядывают не занятые на сцене артисты. Старик с большим животом – скорее всего, Панталоне. За ним кто-то в длинной хламиде, колпаке и черной маске с длиннющим носом. Прелестная дама, вертлявый дзанни…
– Как вы сказали?
– Дзанни – слуга, один из основных персонажей комедии дель арте. Обычно Арлекин или Бригелла, – объяснил старик. – Такие труппы в шестнадцатом-семнадцатом веках выступали в Италии и во Франции. Одна из них даже давала спектакль на празднике в честь бракосочетания Генриха IV и Марии Медичи. Впоследствии королева, которая была родом из Тосканы, покровительствовала итальянскому театру. Он просуществовал в Париже более двухсот лет.
– Кто автор картины?
– Неизвестный фламандец, конец XVI века. Полотно из коллекции музея Карнавале.
Воспитание не позволяло Юлиану Марковичу задавать посетительнице лишние вопросы. Например, почему ее интересуют именно эти полотна? И где она их сфотографировала? Подлинники находятся в разных местах.
– А этот мужчина в черном?
– Сию минуту… Портрет актера в костюме Доктора. Тоже персонаж итальянского театра. Хотя для Доктора он нехарактерно мрачен. Я бы назвал его Доктором Чумы. Видите, у него руки в перчатках, и на поясе висят специальные палка и маска? Частная коллекция. Работа неизвестного художника начала семнадцатого века.
Решетка на маленьком окне кабинета, выкрашенная в бронзовый цвет, блестела на солнце. За ней виднелось синее мартовское небо. Венецианский мотив – золото и голубизна…
– Простите за нескромность, – не выдержал антиквар. – Почему именно такое сочетание полотен? Вы увлекаетесь театром?
– Я актриса, – ответила она. – Правда, только по образованию. Хочу собрать картины, на которых изображены мои коллеги по цеху… мм-м… прошлых веков.
Старик понимающе кивал головой, его седая бородка смешно топорщилась.
– Эти вещи вам вряд ли удастся приобрести, – деликатно выразился он.
– Я согласна на копии, с условием, что их выполнит настоящий мастер.
Юлиан Маркович едва заметно поморщился. Копии? Ну уж нет…
– Вас привлекает именно комедия дель арте? Но как же Дюрер? Он явно выпадает из этого ряда по тематике.
– Ах, Дюрер! – спохватилась Астра. – Действительно, вы правы… Что вы скажете о гравюрах?
– Это знаменитые листы с глубоким философским подтекстом. Смерть и песочные часы связаны между собой в аллегорическом смысле. За этими символами кроется тайна Времени, Хроноса… И воины, и святые бессильны перед властью бегущих песчинок. Время – вот дьявол, который уносит молодость, красоту, надежды и само бытие. Его нельзя остановить, схватить за руку.
