– Ты же не позвонишь…
– Пока, – сказал Максим, быстро повернулся и зашагал к калитке.
Светка бросилась следом, догнала и сунула цепь в карман его куртки.
– Это подарок. Хочешь, носи и вспоминай меня, а не хочешь вспоминать, продай – все легче будет: никакой тяжести на шее и обузы вроде меня. Живи легко, дорогой.
– Зачем ты так, ведь я…
Он не успел договорить: Светлана обхватила его шею двумя руками, прижалась к нему, быстро поцеловала и отстранилась.
– Ну ладно, любимый, как говорят у нас в Америке, «Hittheroad, Jack!».
Он не успел дойти до калитки, когда Воронина взбежала на крыльцо, не стала задерживаться, чтобы смотреть ему вслед, тут же влетела в дом, захлопнула за собой дверь и прижалась к ней спиной.
– Светочка и Максим, – услышала она голос Валентины Николаевны, – идите завтракать!
Насте не хотелось вылезать из постели. Она нежилась в ней и проклинала себя за внезапно возникшую лень. Не хотелось ничего делать, а только лежать вот так и нежиться, ожидая, когда придет Игорь. Он поднялся рано, пока она спала, потом вернулся уже одетый и пахнущий растущими во дворе цветами… Тогда она уже не спала, а только-только закончила видеть сны о своем счастье. Лежала с закрытыми глазами на полпути между мечтами и солнечным светом, который ощущала ресницами. Потом почувствовала аромат лилий. Провела двумя руками по лицу, прогоняя сны и одновременно поправляя волосы, открыла глаза и увидела Селезнева с букетом.
– Привет, – шепнул он, – я тебе сегодня не говорил еще, что люблю тебя!
Воронины перебрались в свой опустевший дом. Перебрались быстро, но проветривали комнаты очень долго, чтобы избавиться от киношного духа. Так выразилась Светлана, которая пришла в дом Иволги, чтобы побыть с подругой. Рассказала, что Нина Петровна в себя не может прийти после того, как увидела давно оплаканного мужа живым и почти невредимым. Теперь она все время молчит и то и дело начинает плакать. Плачет тихо, без истерик. Утешать ее некому, потому что Нина Петровна никого не хочет видеть, в первую очередь мистера Боума, у которого если не истерика, то паника. Вместо того чтобы успокаивать жену, он подходит к ней и спрашивает одно и то же:
– Так мы получим свои деньги?
То же самое он пытался выпытать и у Светы, когда она выходила из дома. Света сначала не ответила, а потом, взбешенная, высказала Майклу все, что думает про него, про Америку, про Голливуд, вообще про киноискусство и про американскую налоговую систему.
Может быть, сказала что-то лишнее, но, как оказалось, в покинутом съемочной группой доме остался висеть плакат с портретом Максима Божко, на котором под пожеланиями новых творческих успехов артистке Ворониной расписались все члены съемочной группы, включая водителей и гримершу.
Воронина была грустна и, хотя принесла с собой бутылку шампанского, пить отказалась: радоваться и отмечать было нечего. Просидела она с Настей почти два часа, казалось, ничто в мире ее не интересует. И только перед тем как уйти, вспомнила:
– Купила три теста на беременность. Один остался. Тебе нужно?
Настя отказалась и, как потом выяснилось, напрасно.
Эпилог
Максим вернулся в начале следующего лета. Посигналил у ворот дома Ворониных, а когда Нина Петровна отворила их, осторожно въехал на белом «Каенне», вылез из машины и начал доставать свои чемоданы и сумки.
Потом подошел к Насте и Свете, сидевшим на новой скамеечке, и покосился на детские коляски.
– Можно мне посмотреть?
