Доунер смотрит на нового начальника и хочет сказать: «Ты тоже спал с ней», – но не говорит. Берет билет до планеты 1142 и вызывает таксофлайер. Космопорт гудит многоликостью толп. Доунер поднимается на борт грузопассажирского корабля «Прайд».
– Вы из агентства? – спрашивает его капитан.
– Это что-то меняет? – щурится Доунер. Капитан пожимает плечами и говорит, что при подобных посадках всегда есть доля риска. – Что за посадка?
– А вам разве не сказали? – капитан нахмуривает кустистые брови. – Мы пройдем недалеко от планеты 1142, и вам придется около двух дней провести в спасательной шлюпке.
– Нет. Не сказали, – признается Доунер.
– Если вы хотите отказаться, то сейчас самое время, – говорит капитан.
– Я же агент, – натянуто улыбается Доунер. Капитан пожимает плечами.
Вот и еще одна история. «Интересно, сколько еще эта сука будет портить мне жизнь?» – думает Доунер. Белинджер всегда говорил, что она как зараза. Однажды свяжешься – и все. Или же нет? Доунер улыбается. Нужно будет обязательно вернуться. Хотя бы ради того, чтобы досадить Кейну. Интересно, сколько сигарет он затушил о ладонь Лейлы, пока не нашел себе другую игрушку? Если верить Лейле, то много… Потом у Кейна появилась Квое и дурацкий террариум с вечно голодной змеей…
– Здесь можно купить выпивку? – спрашивает Доунер капитана.
– Я могу выделить вам бутылку скотча из личных запасов.
– А сколько мы будем лететь?
– Около месяца.
– Значит, одной бутылки будет мало. Определенно мало.
* * *
– Почему ты не оставишь его? – спрашивает Доунер.
– Потому что никто не любит меня кроме него, – говорит Лейла.
– Это не любовь, – качает головой Доунер, глядя на ее забинтованную руку.
– Что ты знаешь о любви? – спрашивает Лейла, смотрит ему в глаза и улыбается.
Они занимаются любовью молча. Просто снимают одежду и удовлетворяют потребности своих тел.
– Вот что такое нелюбовь, – говорит Лейла, едва Доунер успевает отдышаться. – А это, – она показывает свою обожженную ладонь. – Это то, что ты никогда не поймешь.
– Лейла, – Доунер пытается обнять ее.
– Знаешь, о чем я сожалею? – спрашивает она, сбрасывая с плеча его руку. – Каждое утро, просыпаясь с такими как ты, я лежу и ненавижу себя, но не за то, что было ночью. Я ненавижу себя, потому что знаю – пройдет день-другой, и я снова захочу дать вам шанс. Еще один шанс. И все будет хуже, чем прежде.
– Это не так, – говорит Доунер.
– Правда? – Лейла закуривает и просит его протянуть ей ладонь.
– Зачем? – спрашивает Доунер.
– Просто доверься мне, – она улыбается. – Я же доверяюсь тебе. Отдаю тебе свое тело, а что же ты? Боишься доверить мне свою ладонь? Всего лишь ладонь, Доунер. – Она затягивается сигаретой и ждет.
– Я же не тушу о тебя свои сигареты, – говорит Доунер, почему-то не в силах оторвать взгляд от разгорающегося красного угля.
– Верно, – говорит Лейла. – Ты просто берешь и трахаешь меня, а это, по-моему, намного хуже. Так что заткнись и дай мне свою руку.
– Нет.
– Я сказала, дай руку!
Они дерутся в кровати. Доунер вскакивает на ноги, чувствуя, как по расцарапанной щеке течет кровь. Лейла лежит и смеется.
– Тебе нужно лечиться, – говорит он.
– Мне нужно найти сигарету, – говорит она. – Ну же, не стой как истукан. Помоги мне, пока не пришлось вызывать пожарных. – Они снимают с кровати одеяло и простыни. Сигарета тлеет, прожигая одну из подушек. – Все из-за тебя, – говорит Лейла, потирая краснеющую от пощечины щеку. Доунер начинает одеваться. – Куда ты? – спрашивает она.
– Ухожу.
– И больше никогда не захочешь меня?
– Может быть, позже.
– Сейчас.
– Пошла к черту.
– Да я уже там, Доунер, – смеется она. – Ты разве еще не понял? Мы все уже там!
* * *
– Что вы можете сказать о Лейле? – спрашивает Кейн.
– Думаю, она хороший сотрудник, – осторожно говорит Доунер.
– Белинджер думает иначе, – говорит Кейн. – Вы видели руки Лейлы?
– А что не так с ее руками? – Доунер изображает удивление.
– Белинджер говорит, что это она сама делает с собой.
– Сама?! – Доунер давится гневом, сдерживается, чтобы не заорать: «Да это ты делаешь с ней!» Кейн наблюдает за ним какое-то время и неожиданно меняет тему разговора.
– Вы знаете о том, кто ее брат, Доунер?
– Нет.
– Перекати-поле.
– И что?
– Вы представляете, какую славу составит техническому отделу по обслуживанию киндридов работник с подобной репутацией?
– Я не пойму, – говорит Доунер, – вас беспокоят руки Лейлы или ее брат?
– Все понемногу, – кивает Кейн. – Все понемногу…
* * *
– Ваше предложение еще в силе? – спрашивает Доунер, перед тем как забраться в спасательную шлюпку.
– Какое предложение? – спрашивает капитан.
– Бутылка скотча из личных запасов, – улыбается Доунер.
Спустя час он плывет в открытом космосе, наблюдая, как удаляется «Прайд». Один. Пытаясь не думать о тех пяти процентах, от которых сейчас зависит его судьба. Все относительно. Даже жизнь. Даже ожоги на руках. И где-то в бесконечной мгле Кейн улыбается ему, открывает террариум и выпускает в спасательную шлюпку голодную змею. И Доунер погибает, слушая смех Кейна, который заставляет новую любовницу Квое прижигать сигаретой ладонь старой любовницы Лейлы. Лейла кричит, плачет, но не убирает руку. «Кто-нибудь может понять этих женщин?» – думает Доунер, зная, что все эти видения происходят в его голове. Это просто скотч в сочетании с хорошими релаксантами. И смех Кейна – это вовсе не смех Кейна. Это смеется он сам – Доунер. Смеется над собой. Смеется над Кейном, Квое, Белинджером, Лейлой… Особенно над Лейлой.
Есть ли в этом мире такое понятие, как судьба? И если есть, то насколько ядовито ее жало? Спросить бы об этом память предков, да вот только в спасательной шлюпке не нашлось места для киндрида. Так что если и спрашивать, то самого себя или всепроникающую вселенскую тьму, бесконечный мрак. Доунер протягивает руку и прикасается к холодным стеклам. «Вот тебе, Вселенная, моя рука! Зажги свою сигарету и оставь пару новых шрамов!» Но Вселенная молчит. Ей все равно. Да у нее и рук-то нет! И Доунер смеется. Запивает релаксанты скотчем и смеется…
* * *
Падение. От перегрузок желудок выворачивается наизнанку. Спасательная шлюпка ломает деревья, ударяется о скалы и переворачивается. «Главное – не отключаться», – думает Доунер, но тьма неизбежно подкрадывается к нему. Глаза закрываются. Доунер пытается выбраться из шлюпки на ощупь. Шарит руками по искореженной обшивке, но тело становится ватным. Темнота осязаема. Она заполняет мир, и в ней можно лишь плыть. Задержать дыхание и искать выход, который представляется слишком далекой точкой света, чтобы можно было надеяться добраться до нее. А надежды – это как кровообращение. Как только сердце перестает качать кровь, то мозг начинает умирать. Пять минут – и повреждения могут быть необратимы. Так же и без надежд. Ценности и желания отмирают, и чем дольше это продолжается, тем меньше шансов вернуть все обратно. Остается лишь инстинктивно двигаться вперед, как растение, которое поворачивается к свету.
