Цикл за циклом коррекция будет проводить Кейко через исправительные программы, взвешивая и оценивая изменения личности, оставляя те, что посчитает приемлемыми, и стирая не удовлетворяющие систему. Ее заставят поверить в жизнь, в реальность коррекционной иллюзии, направленной на признание своей неправоты и отказ от прежней преступной деятельности. Вот только Кейко не совершала ничего преступного, если, конечно, не считать приема наностимуляторов, купленных в обход медицинских центров, да поиска информации в сети для нейронных реконструкций в обход установленных правительством социальных фильтров. Но за это не подвергают коррекции. Раньше не подвергали. В другой жизни. В другой реальности…
Кейко не знала, сколько всего ей пришлось пройти коррекционных циклов. Не помнила она вначале и о самой коррекции. Было лишь пробуждение, понимание своего «Я» и осознание, что тело не принадлежит ей. Кто-то управляет им. Кто-то открывает и закрывает глаза. Говорит. Двигается. Кто-то чувствует за нее. Все воспоминания призрачные, затертые, словно смотришь на свою жизнь через мутное стекло. Коррекционных блоков нет. В голове десяток реальностей – одна до судебного процесса и дюжины после. Кейко помнит процесс, помнит дорогу в «Тиктонику». И помнит, что суда не было – один из циклов коррекции. Система заставила ее прожить жизнь домохозяйки, политика, нейронного реконструктора, матери многодетной семьи… Система искала оптимальный вариант для исправления, но что-то пошло не так.
Кейко видит доктора Накамуру и центр реабилитации «Тиктоника», слышит его голос. Он смотрит ей в глаза, но называет именем своей дочери. Где-то грохочут выстрелы. «Либо что-то не так, либо это очередной коррекционный цикл», – думает Кейко, хотя в последнее верится с трудом.
– Все будет хорошо, – говорит доктор Накамура.
Он гладит рукой ее волосы. Кейко видит, что гладит, но не чувствует этих прикосновений. Доктор накачивает себя наностимуляторами. Кейко знает дозировку, потому что когда-то сама пользовалась такими. Доза, принятая доктором, может оживить и слона. Но доктор бледен. Дело не во сне и не в усталости. Доктор умирает. Он ранен, но пытается успокоить свою дочь. Дочь в теле Кейко. Дочь, которая говорит, как ребенок. Накамура называет ее по имени.
– Юмико. Моя Юмико, – в его глазах столько любви.
Кейко и не помнит, когда на нее так смотрели. Может быть, когда-то в детстве, но она уже забыла об этом. Все забывают этот взгляд – взгляд родителей на ребенка. Родители – и те забывают. И не нужно никакой коррекции. Сама жизнь корректирует личность, осушает чувства. Доктор говорит дочери о том, что им нужно расстаться, что ей придется пожить с его сестрой и ее детьми.
– Не хочу к ее детям, – капризничает девочка, не понимая, что отец умирает. – Мальчишки вредные. Они не нравятся мне.
Кейко чувствует переживания ребенка, который занял ее тело, но еще не понял этого. Для девочки это игра – именно так сказал дочери Накамура.
– Ты ведь хотела стать взрослой?
Кейко хочет зажмуриться, забыться, но не может. Она пленник в своем теле. Гонда рассказывал ей о проекте «Население-2», когда сознание человека извлекали из умирающего тела и хранили в специальной капсуле. Учредители проекта обещали, что когда-нибудь создадут специальную нейронную сеть, где смогут жить эти сознания, но в действительности все надеялись, что для извлеченных сознаний сумеют приспособить биоэлектронный мозг синергиков. Технократы приняли специальный закон, запрещающий исследования в этой области, но на черном рынке были предложения. В основном предлагали купить свои тела отчаявшиеся бедняки. Технократы постановили, что личность с перенесенным сознанием подлежит глубокой коррекции – стиранию, но Гонда говорил, что спрос и предложение все равно были…
Все это Кейко помнит, словно сон. А может быть, эта часть и была сном – все путается. Реальность закончилась почти сразу после суда, но Кейко кажется, что она прожила лишнюю сотню лет, устав от жизни. У нее были дети и внуки. У нее были мужья и любовники. Кажется, в одной из жизней ее любовницей была женщина. И все это так же реально, как то, что было до суда, только не затуманено временем.
Пара случайных пуль пробивают стену. Кейко слышит их свист, звон разбившихся стекол.
– Папа, мне страшно! – говорит она… Нет, не она – говорит Юмико ее губами, языком, голосовыми связками…
– Все будет хорошо, – обещает доктор Накамура. – Скоро все это закончится.
«Он украл мое тело! – думает Кейко. – Он украл мою жизнь!»
Она хочет закричать об этом, но не может. Хочет отключиться, пережить потрясение и потерять сознание, но не может. Это ад… Нет, это хуже, чем ад…
Взрыв пугает дочь доктора. Девочка поворачивается, смотрит на брешь в стене, из которой выбираются девушка и обнаженный по пояс, залитый кровью якудза. Их преследует начальник «Тиктоники» Раф Вэдимаса – Кейко узнает его. Якудза бьет Вэдимаса по голове. Вэдимас отключается. Доктор Накамура просит якудзу не стрелять…
«Нет, это точно ад. Мой собственный ад», – думает Кейко…
Доктор держится какое-то время, затем падает в лужу собственной крови. Наностимуляторы продолжают вытягивать из его тела жизненные силы, но результата нет. Он умер. Его дочь рыдает над телом отца, роняет на лицо Накамуры слезы, принадлежащие Кейко… Девушка, которая пришла с якудзой, обнимает дочь доктора, обнимает Кейко, но она, кажется, понимает, что происходит.
«Мне бы тоже не помешало понять», – думает Кейко.
– Нужно уходить, – говорит якудза.
Он называет свою девушку Шайори. Она называет его Семъязой.
– Нет, я никуда не пойду! – плачет Юмико, когда Шайори пытается поднять ее на ноги.
Семъяза вызывает лифт. Двигатели гудят, кабина ползет вниз. Юмико плачет: тихо, снова и снова смахивая со щек слезы. Охранные системы в коридоре активируются. Семъяза стреляет. Вспышка, дым поднимается к потолку, искры сыплются на пол. Пара силовиков преграждает путь к выходу. Семъяза расправляется с ними голыми руками. Двери на улицу. Яркий свет слепит глаза. Бег до автомобильной стоянки. Крохотная спортивная машина Шайори. Тесное заднее сиденье. Свист и запах горелой резины. Скорость бешеная, но Шайори уверенно справляется с управлением. Крыша машины опущена.
– Ты можешь показать, где твой дом? – спрашивает Шайори, обращаясь к Кейко… Нет, обращаясь к Юмико в теле Кейко.
Девочка кивает. Они мчатся в направлении крохотного города – узкие улицы, частные дома, силиконовые деревья. Пес-синергик бросается под колеса. Машину заносит. Шайори избегает столкновения. «С таким вождением она могла бы участвовать в профессиональных гоночных соревнованиях», – думает Кейко, а Юмико в ее теле уже вытягивает руку, указывая на сплющенный, словно прижатый низким небом к земле дом. Шайори лихо сворачивает на подъездную дорожку. Скрип резины и тормозов. На крыльцо выскакивает растрепанная, напуганная женщина.
– Тетя Мэрико! – кричит Кейко, вернее, девочка в ее теле.
