– Если подождать пару месяцев… – говорит сингиин.
– У Самийинг нет пары месяцев, – болезненно морщась, обрывает его издатель. – У нее нет даже пары дней.
Сингиин молчит. Сунан Хурихава вспоминает, как за подобное неуважение лишился однажды мизинца. Сейчас он готов отрезать руку, лишь бы ему помогли спасти Самийинг.
– Есть возможность поместить сознание вашей девушки в тело синергика, – говорит сингиин.
– В синергика?
– Тело и способности вы сможете выбрать сами.
– В синергика?
Издатель не замечает, что политик трогает его за локоть. Сунан Хурихава и сингиин клана Тэкия смотрят друг другу в глаза.
– Она возненавидит меня, когда узнает, что я сделал, – говорит издатель.
– Она умрет, если ты ничего не сделаешь, – шепчет ему на ухо политик.
Издатель смотрит на сингиина и осторожно кивает.
Теперь вернуться домой – видеть извлеченное сознание Самийинг искрящимся в прозрачной капсуле кажется невозможным, неосуществимым. Если он увидит ее в этой капсуле, то уже никогда не сможет воспринимать как человека… Хотя человеком она уже никогда не будет. Синергик. Ему придется любить синергика. Когда сингиин клана предложил ему выбрать будущий образ Самийинг, издатель поручил это своему другу. Политик согласился. Черные волосы использовать для синергиков было запрещено, поэтому он выбрал синий цвет. Глаза стали голубыми. Рост – средним. В качестве образчика тела он выбрал последнюю модель поставляемых в бордели синергиков…
Когда новая Самийинг вошла в квартиру издателя, то он подумал: «Боже мой, кто это?» Но потом она заговорила, и он узнал в ней Самийинг. Посланник клана Тэкия сказал, что у девушки сохранилось около семидесяти процентов прежних воспоминаний.
– Это хорошо? – спросил Сунан Хурихава.
– Это очень хорошо, – заверил его посыльный.
В этот же вечер с издателем связался сингиин клана Тэкия и оговорил условия платы за оказанную услугу. Хурихаву не попросили кого-то убить или подсыпать кому-то яд. Клан требовал в порядке компенсации одолжений издательства, возглавляемого Хурихавой. Так на свет появились десятки реконструкторов, работы которых при других обстоятельствах никогда бы не добрались до стола издателя. В первый год Сунан Хурихава ожидал, что это будут компрометирующие материалы, направленные на врагов клана, но ко второму году понял, что клан, скорее всего, просто помогает кому-то так же, как когда-то помог ему. Это не было благотворительностью, скорее долгосрочными инвестициями и укреплением собственной власти в различных кругах, включая искусство. На некоторых изданиях Хурихава смог неплохо заработать.
Иногда он подумывал о том, чтобы познакомить Самийинг и Джулию, но не знал, как предложить это Ацуто Комано, а после того, как новое тело Джулии оказалось неизлечимо больным, и политик в случайных разговорах стал в открытую жалеть, что не использовал синергика, Сунан Хурихава решил, что о знакомстве двух женщин не может быть и речи. Кстати, несколько раз тело Самийинг тоже давало сбой. Сунан Хурихава связывался с представителями клана, и они присылали своего тек-инженера, чтобы исправить поломки.
Его звали Ючи, и обычно он справлялся с поломками на месте. Лишь однажды потребовалось доставить синергика с сознанием Самийинг в его лабораторию, где их встретила девушка в теле синергика-официантки по имени Файлин. Так у Самийинг появился друг.
Когда еще у Файлин было тело человека, она занималась интеграцией нейронных татуировок. Сейчас она продолжила свое занятие в теле синергика, причем, как она сама говорила, получалось у нее лучше, чем прежде. Это подтолкнуло Самийинг к тому, чтобы вернуться к изучению молодого двухуровневого языка сознания, который предполагал объединение реальности и нейронных сетей в целостную систему. Проект имел далеко идущие планы. Ученые работали над жидким чипом нейронного модуля, пригодного для интеграции человеку. Перспективы проекта видели как корпократы, так и технократы. Футуристы начали поговаривать о том, что грядет новая эра в истории человечества. Природа умирала, и нейронная сеть, способная объединить мир, могла заменить животных и растения. Человек был Богом и дьяволом для планеты, на которой жил. Но человек давно перерос свою органическую сущность. Проект обещал вознесение сознания над плотью.
Тек-инженер Ючи лично интегрировал в биоэлектронное тело Самийинг расширенный модуль памяти и восприятия. Сунан Хурихава видел, как растет интеллект его возлюбленной. Но чем умнее становилась Самийинг, тем в более пресную превращалась их совместная жизнь. Девушка словно действительно возносилась над своей оболочкой синергика, которая нравилась Хурихаве. Он видел, но притворялся, что остается слепым. Поэтому когда Самийинг заговорила с ним о том, что им следует прекратить близкие отношения, это не стало для него сюрпризом.
– Это не значит, что я разлюбила тебя, – сказала Самийинг. – Просто это тело… Оно ведь все равно не может чувствовать то, что чувствует человек. Оно может лишь удовлетворять других, не себя. И каждый раз, когда мы отправляемся с тобой в постель… Я чувствую, что ты меня используешь. Используешь это тело… И я… Я не хочу ненавидеть тебя за это… Но если мы не остановимся…
– Я все понимаю, – заверил ее Сунан Хурихава.
С того дня их чувства стали исключительно платоническими. Странно, но у подруги Самийинг, Файлин, были совершенно противоположные проблемы. В отличие от Самийинг, ее тело было бесполым, и если раньше ее это не беспокоило, то с годами она захотела вернуть себе женственность ради Ючи, который однажды уже рискнул всем, чтобы спасти ее, не дать умереть. Наблюдая за развитием этих отношений, Сунан Хурихава тешил себя мыслью, что когда-нибудь нечто подобное испытает и Самийинг, пожелав вернуть их ночи любви. До тех пор он готов был ждать, наблюдая, как умирает Джулия Ван Паттен в теле другой женщины. Умирает второй раз. Ацуто Комано ничего не мог сделать.
– Будь она синергиком, как твоя Самийинг, то все было бы проще, – сказал он как-то раз Хурихаве.
Хурихава не спорил, хотя о том, что их связь с Самийинг стала исключительно платонической, Ацуто Комано не знал. Это был маленький секрет издателя. Такой же, как и секрет политика – новая любовница, с которой его познакомил Яков Юст.
Ее звали Дита, и Юст говорил, что это означает «военный трофей». Комано любил напоминать об этом девушке. Правда, их отношения продлились недолго, и следом за Дитой появилась Ксения – высокая и властная, почти грубая, совсем не похожая на большинство токийских девушек. Особенно не нравился издателю скрипичный ключ, наколотый у нее на животе, который она не скрывала, а наоборот, выставляла напоказ. Вообще все друзья и окружение Якова Юста были странными и не нравились Сунану Хурихаве. Если бы у него была возможность, то он исключил бы этих людей из списков своих друзей, но он не мог, особенно после того, как Юст начал финансировать отдел, работавший в сфере двухуровневого языка сознания.
Издательство перестало быть независимым. С одной стороны, Сунан Хурихава был обязан услуживать клану Тэкия, с другой, появился представитель Севера Яков Юст. Причем зависимость от клана не нравилась Хурихаве меньше, чем зависимость от Юста. Что-то в этом бывшем политическом заключенном Севера было не так. От него пахло тоталитарностью. Север был у него в крови. Север проник к нему под кожу тушью татуировок, которые на Севере значат так много, но здесь, в Токио, не имеют смысла. Как скрипичный ключ на теле Ксении, познакомившейся благодаря Юсту с Ацуто Комано.
