— Рано или поздно, мне кажется, это должно было случиться. — Как и другие служащие «Сент-Грегори», Питер знал, что за последние несколько месяцев отель понес серьезные финансовые убытки. — И все равно, мне жаль, если это произойдет.
— Но ведь пока еще ничего не произошло, — возразила Кристина. — Я же сказала вам, что У.Т. не хочет продавать отель.
Питер молча кивнул.
Они миновали Французский квартал и свернули налево, на зеленую, похожую на бульвар, авеню Эспланады, совсем пустынную, если не считать быстро удалявшихся хвостовых огней машины, которая мчалась в направлении заболоченного рукава реки Сент-Джон.
— Все упирается в финансирование, — заметила Кристина. — У.Т. пытается привлечь новые капиталы. И до сих пор надеется, что ему это удастся.
— А если нет?
— Тогда, наверно, нам придется чаще видеть мистера Кэртиса О'Кифа здесь.
И намного реже видеть Питера Макдермотта, подумал Питер. Интересно, может ли, скажем, о'кифовская корпорация счесть его достаточно реабилитированным и достойным занимаемой должности? Едва ли. Со временем, если о его работе будут хорошо отзываться, это может произойти. Но не сейчас.
Вероятнее всего, подумал Питер, что ему придется скоро искать себе другую работу. Но не будем волноваться раньше времени.
— Значит, «Сент-Грегори» в системе О'Кифа, — размышлял вслух Питер. — А когда же все это выяснится?
— К концу недели.
— Так скоро!
Кристина знала: серьезные причины вынуждали к скорому решению. Но пока она решила не раскрывать их.
— Нет, старику не найти новых капиталов, — убежденно заявил Питер.
— Почему вы так в этом уверены?
— Потому что люди, у которых есть большие деньги, хотят вкладывать их прибыльно. А прибыль может давать лишь хорошо организованное предприятие, чего про «Сент-Грегори» сказать нельзя. Оно могло бы быть образцовым, но пока это не так.
Они ехали к северу по Елисейским полям, широкая проезжая часть улицы была пуста; внезапно впереди возник яркий сноп белого света — кто-то водил из стороны в сторону мощным фонарем. Кристина затормозила, и, едва машина остановилась, к ним подошел полицейский-регулировщик. Направив луч фонаря на «фольксваген», он медленно обошел вокруг машины и тщательно ее осмотрел. За это время Питер и Кристина успели заметить, что кусок дороги впереди них отгорожен канатом. За ним копошились какие-то люди в форме и в штатском, тщательно изучая асфальт с помощью мощных фонарей.
Полицейский обошел машину вокруг, и, когда он очутился рядом с Кристиной, она опустила стекло. Видимо удовлетворенный своим обследованием, он сказал:
— Придется вам немного свернуть и продолжать путь по другой стороне улицы — только медленно. Сержант, который стоит дальше, покажет вам, когда можно вернуться на эту сторону.
— А в чем дело? — спросил Питер. — Что случилось?
— Сшибли и уехали. Это произошло несколько часов тому назад.
— Кто-нибудь убит?
Полицейский кивнул.
— Девочка семи лет. — Увидев их потрясенные лица, он продолжал: — Она шла с матерью. Мать сейчас в больнице. А девочка умерла сразу. Те, кто был в машине, наверняка это знали, но предпочли удрать. Сволочи! — сквозь зубы добавил он.
— А удастся их найти?
— Найдем. — Полицейский насупясь кивнул на людей за барьером. — Наши парни знают свое дело, а эта история здорово их обозлила. К тому же на дороге валяются стекла — значит, на машине осталась отметина.
Сзади приближались огни какой-то машины, и полицейский махнул рукой, давая понять, что Питеру с Кристиной пора ехать дальше.
Кристина медленно тронула с места; они молча объехали отгороженную часть шоссе, потом регулировщик махнул им, и они вернулись на свою полосу.
Где-то в мозгу Питера сверлила мысль — даже не мысль, а что-то подсознательное, не дававшее ему покоя. По-видимому, его просто взволновал этот несчастный случай, как бывает, когда вдруг сталкиваешься с трагедией, и все же что-то смутное, непонятное мучило его. Из этого состояния Питера вывел голос Кристины, вдруг объявивший:
— Подъезжаем.
Они свернули с Елисейских полей на Прентисс-авеню. Еще через некоторое время машина повернула направо, затем налево и остановилась на специальной площадке, отведенной для машин возле современного трехэтажного дома.
— Если ничего другого не подыщу себе, — весело заметил Питер, — вернусь к своей прежней профессии — стану барменом.
Он сидел в гостиной у Кристины, где преобладали голубые и мягкие зеленые тона, и готовил коктейли, а из соседней кухни доносились звуки разбиваемой яичной скорлупы.
— Вы, значит, и этим занимались?
— Недолго. — Он отмерил три унции пшеничного виски, разделил на две порции, достал тоники «ангостура» и «пейшо». — Когда-нибудь я вам об этом расскажу. — Немного подумав, он еще добавил виски, аккуратно вытер носовым платком капли, упавшие на голубой, как веджвудский фарфор, коврик.
Затем он выпрямился и окинул взглядом уютную комнату, где цвет мебели так приятно сочетался с обивкой: софа во французском провинциальном стиле, обтянутая гобеленом с растительным орнаментом белых, голубых и зеленых тонов; два хепплуайтских кресла у комода с мраморной доской, сервант, инкрустированный красным деревом, возле которого он смешивал коктейли. На стенах — гравюры, изображающие пейзажи Луизианы, и современная картина в духе импрессионизма. Все это делало комнату теплой, веселой — совсем как сама Кристина, подумал он. Вот только громоздкие каминные часы на серванте выбивались из общего стиля. Эти часы, тикавшие очень тихо, несомненно, принадлежали викторианской эпохе — с причудливыми бронзовыми завитушками и старым циферблатом в пятнах сырости. Питер с любопытством принялся их рассматривать. Затем понес коктейли на кухню.
Когда он вошел, Кристина выливала взбитые яйца на тихо потрескивавшую сковороду.
— Еще три минуты, и все будет готово.
Он протянул ей стакан, они чокнулись.
— Не забывайте, что вас ждет мой омлет, — сказала Кристина. — Он уже готов.
Омлет оказался таким, как она и предсказывала, — легким, воздушным, с зеленью.
— Настоящий омлет, — сказал Питер, — только редко такие получаются.
— А еще я умею варить яйца. — Он весело отмахнулся. — Это уже на следующий завтрак.
Покончив с едой, они вернулись в гостиную, и Питер приготовил еще по коктейлю. Было уже около двух часов ночи.
Они сели с Кристиной на софу.
— У меня такое чувство, — заметил он, указывая на нелепые часы, — будто они разглядывают меня и укоризненно отбивают время.
— Возможно, — сказала Кристина. — Это часы моего отца. Они стояли у него в кабинете, где он принимал пациентов. Это — единственная вещь, которую я сохранила.
