Но Деревяшка быстро пришла в себя и попыталась прорваться к выходу. Компашка сомкнула свои ряды, прижав историчку к дивану. Стрелок схватил ее за запястья, она пыталась вырваться, но тот был явно сильнее. Тогда училка завизжала во всю мощь своих легких. У меня заложило уши.
– Тихо, Анна Ивановна, тихо, – Стрелок, ухмыляясь, смотрел на нее. – Зря кричите, зря сопротивляетесь. Мы к вашему визгу привычные, так что нас им не возьмешь. А соседи все равно не услышат. Будьте паинькой, вас насиловать никто не собирается. Только если будете упорствовать. Тогда уж не обессудьте. Нас тут восемь взрослых половозрелых мальчуганов, и хотя никого из нас вы не возбуждаете, прямо скажем, но дело сделать мы сумеем. Так что не вынуждайте нас. Ведите себя дисциплинированно, как вы требуете от нас на уроках… Вы ведь требуете от нас послушания? А теперь мы его требуем от вас.
Деревяшка смотрела на всех нас с ужасом. Сомневаюсь, что она много поняла из сказанных слов. Но то, что ей угрожают изнасилованием, видно, уяснила, так как вырываться перестала.
Стрелок рывком скинул с ее плеч пиджак. Руки у нее оказались как бы связанными: на пиджаке были манжеты на пуговицах, не так-то просто от него избавиться… Он развернул ее лицом к себе и толкнул. Историчка плюхнулась на диван…
– А если будете благоразумны, Анна Ивановна, то мы лишь сделаем несколько фоток, – закончил Стрелок. – Никакого ущерба здоровью и вашей девичьей чести!
Стрелок достал фотоаппарат. При этом с интонацией шпрехшталмейстера выдав:
– Зина! Твой выход!
Я слегка опешил. А что я должен делать-то? Мы же ни о чем подобном не договаривались!
– Зина, что стоишь? Обслужи даму! – скомандовала Инга. – У нее слишком тесная блузка, пора бы ее расстегнуть.
– Я???
– Ну да! – подхватил Стрелок. – Ты же хотел войти в нашу компанию? Это право надо отработать, милый мой! Мы тебе даем шанс показать себя в деле!
Да сто лет вас не видеть! Но Инга, Инга… Я вытащил ее в коридор.
– Вы что, с ума посходили? – чуть не орал я. – Мы же завтра все из школы вылетим!
– Успокойся, Зина, – Инга протянула мне широкий бокал, кажется с виски, – глотни и подумай…
Я машинально сделал глоток. После абсента он мне показался лимонадом. Глотнул еще. Допил все, что было в бокале.
– Ну, сообразил? – Инга в упор смотрела на меня. – Деревяшка грозилась нам всем аттестаты зарезать! А с такими фотками она будет у нас в руках! И не только никому не пикнет, но и будет рисовать нам пятерки до конца года, понял?
– Но, может, не надо ее, это, «ню»…
– Ну что ты, Зина, испугался, что ли? Голых женщин никогда не видел? Это несмертельно, не бойся!
Инга расстегнула несколько пуговичек и, смеясь, оттянула платье, позволив мне заглянуть ей за пазуху. Я увидел верх ее груди в полукружиях лифчика. Меня это зрелище стегануло, как коня плеткой! Только что не заржал!
Решительным шагом я вернулся в комнату и направился к училке, протянул руку к верхней пуговице. Историчка, тихо взвизгнув, дернулась в сторону. Я вновь протянул руку. Она еще пару раз дернулась по инерции и затихла. Взгляд, полный бессилия, был уперт в толстый ковер на полу. Губы упрямо поджаты. Я медленно расстегнул три пуговицы блузки.
…
Коренной перелом
Думаю, что Деревяшка в те минуты была точным отражением своей клички – ничего не чувствовала и не соображала. Как бревно. И, похоже, даже не заметила, как я расстегивал ее блузку.
– Вот это да, – присвистнула Инга. – Лифчик – страшное оружие. Теперь понятно, чем она мужиков распугивает. Ей бы в Великую Отечественную с таким бюстгальтером, да на танки. Немцы бы до самого Берлина драпали.
Деревяшка вышла из оцепенения и сумела выпростать одну руку из рукава, которой и попыталась прикрыть грудь.
Компашка заулюлюкала.
– Э, нет, Анна Ивановна, – спокойным голосом заговорила Инга. – Так мы не договаривались. Или вы все же предпочитаете группен секс?
– Что вам от меня нужно? – Деревяшка затравленно посмотрела на компашку. – Отпустите меня…
– Конечно, отпустим, – ответил Стрелок. – Вы только Зине не мешайте. Он и сам спутается…
В общем, под ржание и комментарии зрителей я с грехом пополам управился с застежками лифчика, воззрился на бюст исторички и застыл. Грудь нерожавшей Деревяшки была крупна и почти идеальна по форме (это я сейчас могу оценить, а тогда был просто поражен открывшейся перспективой – грудь видел только у античных статуй…). Ширинка моих ученических брюк помимо воли стала подыматься.
Чтобы скрыть конфуз – соблазнился Деревяшкой(!), я отскочил к столу, налил почти полный бокал из первой попавшейся бутылки и залпом проглотил, почти не ощущая вкуса. На мое несчастье, это вновь оказался абсент…
Дыхание перехватило, полились слезы, я схватил бутылку какого-то импортного тоника и унял пожар в горле. Стрелок тем временем пытался снимать закрывающую руками грудь Деревяшку.
– Зина, – скомандовал он, – помоги даме избавиться от стыда. Такие прелести нельзя скрывать от народа.
Стрелок передал фотоаппарат Инге, а сам достал видеокамеру. В то время этим чудом техники в Москве владели единицы. Говорят, что стоила она тогда, как «Мерседес», но cтрелковский папа любил дорогие вещи, которые не могли себе позволить «народные массы».
Я медленно пошел к Деревяшке и отвел ее руку. У меня что-то случилось с головой. Мне показалось, что я лечу куда-то туда, в ее груди, и тону в них в полном блаженстве…
Последнее, что я помню, – это как я дотронулся до них. Кожа была горячей и нежной…
Затем – провал.
…
Первое похмелье
В пятницу утром мать, поднимая меня с постели, прошлась вдоль хребта пару раз шлангом от стиральной машины, ругаясь, что напиваться, как грузчику, ученику десятого класса не пристало. Хорошо, что отец свалил на свою стройку до моего пробуждения. И, судя по причитаниям матери, ввечеру был сам сильно пьян, так что мое прегрешение было ему неведомо.
Как я крайне смутно помнил, домой меня доставил кто-то и, приставив к двери, позвонил в звонок и ушел, не став дожидаться разборок с моими родителями. Мать, открыв дверь, еле успела отойти в сторону – я растянулся прямо в коридоре. До своей кровати добирался на четвереньках, слабо понимая, что хочет от меня услышать родительница.
Утреннее состояние было тоже швах. Мутило, наспех проглоченный стакан чая мечтал вырваться наружу, так что до школы я шел очень медленно. (Ощущения того первого похмелья живут во мне до сих пор. И виски с абсентом я стараюсь не мешать. Ха! Да где бы их еще взять!)
Вторым уроком в тот день в расписании стояло обществоведение. На первой короткой перемене лица у членов Компашки были предвкушающие. Стрелок, отозвав меня в сторону, мельком показал фотографию полуголой исторички.
