Иван Андреевич, Дюша, – растратчик, сидевший со мной в камере и ходивший под вышкой, еще когда меня с суда привезли, сказал, что лоханулся я по полной.
– Запомни, Зина, – прочитал он мне вечерком небольшую нотацию, – шмарам верить нельзя однозначно. Это имя прилагательное, самостоятельно в серьезных делах ничего не решающее. Потому с ней беседы вообще вести не стоило. Присунуть надо было, обязательно и ракообразно, а разговоры разговаривать – бесполезняк. А вот папашку ее хахеля тебе повидать стоило бы. И выжимать из него по полной. Подкинул бы он козлам еще капусты, мог бы ты и условным сроком отделаться. Хотя вряд ли, но пытаться стоило.
Дюша был умен и жизнь знал всяко получше моего. Лоб ему так зеленкой и не смазали – получил всего лишь «десятку» и довольный ушел на зону. «А ты что думаешь, – сказал он на прощание, – начлаг не хочет сытно есть? А с моим-то опытом! Да я с лагеря богатым человеком выйду!»
Не знаю, как там у Дюши получилось, но я вышел на свободу, спустя два с небольшим года по УДО (условно-досрочно) бедный как церковная мышь. «Компашкины дети» учились по большей части в МГИМО, кто-то в МГУ, кого-то за какой-то надобностью занесло в ГИТИС. Все были при деле, упакованные и довольные жизнью. Одна радость у меня была – Инга с институтом пролетела, как фанера над тем самым Парижем, где она мечтала провести большую часть сознательной жизни. И трудилась, как мне поведал случайно встреченный парень из параллельного класса, лаборанткой на какой-то кафедре какого-то занюханного института. В МГИМО, значит, даже на такую должность ее не взяли: Стрелок остался в буйном школьном прошлом – студенческая жизнь закрутила, завертела. Инга же, судя по невнятному рассказу, тоску по несбывшимся надеждам сильно разбавляла вином. Мол, по пьяни ее и видел.
Что ж, такой расклад меня вполне устраивал. Получить должок обещанной женской лаской от пьяной неустроенной бабенки будет проще. И, протрезвев от трехдневного загула, случившегося по случаю освобождения, я под вечер отправился в знакомый подъезд.
Развод на слезы
У двери Ингиной квартиры я слегка понервничал: что говорить родителям, если откроют они? Но справедливо решил, что теперь я человек бывалый и думать о таких вещах мне не к лицу. Вдавил кнопку звонка, подождал. Дома никого не было.
Спустившись на пролет, я примостился у подоконника и стал ждать, время от времени поглядывая в окно. Уж чего-чего, а за два года ждать я научился. Но, видно, Инга не изменила своей привычке – дразнить меня. Прошло несколько часов, близилась полночь. Отопление по случаю приближения майских праздников выключили, а ночи были еще по-апрельски холодные, и я стал замерзать. Уже давно прошли все сроки, согласно которым мне надлежало быть дома как досрочно освобожденному. Но я рисковал. Не мог уйти, не увидев эту сучку. Уже несколько раз из-за двери соседней с Ингиной квартиры выглядывала физиономия испуганной бабки. Она зыркала на меня из-за цепочки, но спросить так ничего не решилась. То ли тюремный запах не выветрился, то ли вид бывалого, ха-ха, зэка отпугивал. Уже затихли все звуки в квартирах, а я все ждал…
Столкнулись мы с Ингой во дворе. После полуночи я все же решил идти домой – все разумные пределы миновали. Она же, как оказалось, сидела на лавочке под фонарем и курила. Еще подходя, я определил, что Инга лыка не вяжет. Фильтр сигареты не всегда попадал между губ, другой рукой моя должница тяжело упиралась в скамейку.
– О!.. А я тебя, кажется, знаю, – будто жуя, выговорила Инга. – Где-то я тебя видела…
Уж лучше б она промолчала! За два года неволи мозги у меня основательно прочистились. Все ее гнилое нутро мне было понятно. Но чтобы так?! Упрятать меня на два года и забыть???
От оплеухи Инга чуть не слетела со скамейки, взвизгнула и довольно быстро поднялась, держась за спинку.
– Что?! – Спьяну она не сразу сообразила, что произошло. – Ты… Зина? Ты?.. А что ты з-з-здесь д-делаешь?
Злость немного отступила. Я видел растерянность на лице бывшей королевы класса. Жаль, было темновато и не удалось полностью насладиться размазанной косметикой, наверняка краснеющей щекой и метаморфозами настроения, отражавшимися на лице.
– Да! Это я! – не удалось скрыть торжества в голосе. – Ну, что, Инга дорогая, прямо здесь, на скамейке, жениться будем?
Я почти орал, голос отражался от стен домов. Где-то загорелся в окне свет. Инга вдруг засмеялась.
– Ори, ори, – сквозь смех выплюнула она, – пусть все знают, какой ты дурак! Ты дурак, Зина!
Она пыталась увернуться от второй оплеухи, но не успела и растянулась на лавочке, свесив ножки с торца. Я просто кипел от бешенства. Не знаю, что меня удержало… Я чуть не схватил ее за волосы и не размазал смазливое личико по лавке. Меня бил нервный озноб. Инга вдруг всхлипнула.
Уж не знаю, была ли это ее очередная бабская хитрость, или жизнь ей в тот момент тоже показалась не сахаром, но ее слезы разом притушили злость. Я помог ей подняться и повел домой.
…
Проигрыш Инги
– Ты зачем меня домой тащишь? – Инга попыталась вырваться у подъезда. – Куда я в таком виде?
– Нет там у тебя никого…
– Нету?.. А куда они делись?
– Тебе лучше знать.
– А-а-а…. Сегодня же пятница. Все убрались на природу, сезон открывать. Идиоты… Чего ж я как дура на лавочке сидела?.. Постой, Зин, так, значит, ты ко мне специально пришел?
– Нет, гуляю я тут, воздухом дышу. Два года в камере мечтал: вот выйду на волю и пойду холодной апрельской ночью в Ингин двор гулять…
– Ш-шутишь? – все-таки Инга была еще сильно пьяна. Оплеухи в чувство ее привели лишь на время.
Тем не менее, войдя в квартиру, она попыталась захлопнуть дверь перед моим носом. Но куда ей бухой было тягаться со мной! Я подвинул ее в коридор, вошел и запер замок.
– З-зина, – пыталась она изобразить недоумение, – я тебя в гости не приглашала…
– Я сам себя пригласил. Или ты думаешь, что за два года я все забыл?
Инга глянула каким-то непонимающим взглядом, махнула рукой и побрела в комнату, пытаясь на ходу снять кроссовки. Запуталась в собственных ногах и, чуть не упав, схватилась за косяк. Взгляд вновь сфокусировался на мне.
– А, Зина, – как будто только увидела меня, – дурачок ты, Зина. Кругленький такой дурачок!
И зашлась пьяным смехом.
– Тебя, лопушка, Стрелок и все его прихлебатели в тюрьму отправили. А сами на дипломатов учатся. А могли тебя отмазать, могли. Только ты лопух.
– Это ты – сука!!! – во мне снова закипала злость. – Ты меня уговорила! Песни пела: «Тебя одного люблю. Тебя ждать буду!»
– А чего ж ты, дурачок, хотел? Кто платит, тот и заказывает музыку. А платил не ты… Ха-ха-ха… Идиот!
Я залепил Инге еще одну пощечину и потащил ее, как была, в куртке, кроссовках, к дивану в комнате. Скажи она чего в этот момент – убил бы, не задумываясь. Но она нутром своим звериным поняла, что лучше молчать.
